Товарищ советник и его ножи 

Россия без боя занимает Африку, пишут государственные информагентства. Наши уже контролируют президентский дворец и гараж в Центрально-Африканской республике и неофициально воюют в Судане. В Алжир и другие африканские страны Россия поставляет вооружение, а к любому предмету сложнее автомата Калашникова требуются инструкторы — опытные офицеры и инженеры, которые покажут покупателям из Экваториальной Африки и Магриба, как ухаживать, обслуживать и ремонтировать российскую военную технику.

Правда, сколько этой техники и сколько советников — точно узнать невозможно. Управление международного военного сотрудничества Минобороны (бывшее 10-е) данных не предоставляет, ссылаясь на государственную тайну. Известно одно: благодаря работе военных советников российские компании увеличили продажи оружия в Анголу, Судан, Египет, Уганду и другие африканские страны. $5,48 млрд заплатили африканские заказчики с 2000 по 2013 год; $870 млн — с 2014 по 2015 годы.

Такие военные советники не воюют. Обычно главная опасность, которая им грозит — это пищевые инфекции, тропические болезни и смерть от скуки, каждый спасается как может. С другой стороны, оружие же тоже просто так не покупают, уж точно не в Африке. Советники учат местных, воюют, гибнут — и все это держится в глубоком секрете. Но мы поговорили с двумя военными советниками — российским и советским — и выяснили, что с времен СССР почти ничего не изменилось.

Алжирские «левши»

В начале марта 2018 года в 19 истребительную эскадрилью алжирских ВВС прилетел военный советник, майор запаса Петр Двойченков. Он окончил Рижское высшее военно-авиационное училище, после увольнения в запас работал на разных гражданских объектах. Связи со своими военными друзьями не терял — они и помогли ему уехать работать в Алжир. Его дело предварительно было одобрено контролирующими российскими инстанциями: военкоматом, отделом секретной документации.

Военная база алжирских ВВС находится на побережье Средиземного моря. Раньше здесь была знаменитая французская колония Мерс-эль-Кебир. В июле 1940 года британцы с моря атаковали корабли французского флота. Англичане опасались, что французы отдадут стратегический объект немцам, оккупировавшим к тому моменту Париж. Погибло 1 297 французских военных, затонул линкор, серьезные пробоины получили пять кораблей. После второй мировой войны Франция использовала базу для доставки ядерного оружия, которое потом испытывали на юге страны в пустыне Сахара. В 1968 году после объявления суверенитета, французские военные ушли, Алжир вышел из НАТО и нашел нового военного союзника — СССР.

Действующий президент Абдель Азиз Бутефлика правит с 1999 года. Россия по-прежнему стратегический военный партнер страны. Сюда приезжают военные советники, чтобы помочь местным специалистам с обслуживанием техники, поставляемой по госконтрактам, заключенным в 2006 году. Сюда входит контракт на поставку 34 истребителей МиГ-29 СМТ, 28 истребителей Су-30 МКИ, 14 учебно-боевых самолетов Як-130 (на общую сумму в $3,5 млрд).

В нескольких километрах от базы находится аэродром Буфарик. В апреле 2018 года здесь произошла крупнейшая авиакатастрофа за всю историю авиации Алжира. На взлете Ил-76 местных ВВС потерпел катастрофу. Погибло 257 человек.

Спустя две недели на аэродром Буфарик прибыла группа российских военных советников — среди них и Петр Двойченков.

— Нам повезло. Обычно на таких самолетах перевозят наших советников и летчиков, — рассказал Петр.

— На нашу базу в Бусфер потом прилетали в течение недели борта–200 с телами российских военнослужащих.

Здесь все скрывают, но судя по тому, что Ил-76 очень быстро возобновили полеты, то причина была не в технике. Либо попадание постороннего предмета в двигатель, либо «человеческий фактор», ошибка при подготовке техники, либо пилота. Это не удивительно при той организации работы, что я вижу.

Главная задача советника — помощь в обслуживании авиационных двигателей РД-33 самолетов МиГ-29. У Алжира осталось несколько МиГ-29 (тип 9-12 и 9-13).

— Это чудо (двигатели — Coda) уже лет так двадцать тянут, но здесь они продолжают обеспечивать безопасность Алжира, — пояснил Петр.

Самое сложное — работа с местными техниками. Языковой барьер мешает решать сложные вопросы. Приходится привлекать переводчика (на базе есть двое алжирских военнослужащих, которые сносно знают русский), а так — общаться «на пальцах», с применением русского и английского.

— Я был в шоке, когда у меня одна сотрудница стала путать, в какую сторону ей крутить болты. Но ей простительно — левша.

А потом смотрю — тут почти все такие «левши».

Глаз да глаз нужен, чтобы что-нибудь не свернули. Гайки они крутят, как попало. Каждый раз виден «мозговой штурм» на лице — в какую сторону крутить для отворачивания или заворачивания, — говорит Петр. — Недавно они пытались заменить исправный агрегат блока электронного управления двигателя, делали ненужные регулировки параметров двигателя. Я сразу предупредил — блок работает штатно. Но местные техники все равно попытались произвести регулировку, а когда она не принесла никакого результата, согласились со мной. Причину так и не поняли, хотя пытался объяснить.

— Наверное, половина рабочих дней, когда я тупо слоняюсь без дела. Мои указания на то, что они делают неправильно или не в полном объеме парируются возражением, что они уже давно этот тип эксплуатируют и им до меня никто подобного не говорил, несмотря на то, что я каждый раз предъявляю подтверждение из документации. Необходимой контрольно-проверочной аппаратуры нет, необходимых приспособлений и инструмента либо нет, либо они находятся в плачевном состоянии. Организация и контроль за выполнением работ отсутствуют. Качественной оценки при наличии образцов-шаблонов здесь тоже нет, — рассказал Петр.

— Я предложил алжирским специалистам сделать стремянку для того, чтобы можно было удобно и безопасно забираться на самолет. Сейчас они либо используют неудобную бортовую стремянку или вообще подсаживают друг друга и потом спрыгивают. Но не нашел даже в этом понимания. Я понял, что мое нахождение здесь совершенно бесполезное. Жаль только, что местных специалистов не очень хорошо научили в свое время и сейчас они очень удивляются, когда рассказываю, что они что-то неправильно делают или вообще не делают. Я бы научил, но, во-первых, они сами не хотят переучиваться, во-вторых, считают, что и так хорошо справляются.

Самолет от полетов советник отстранить не имеет права, он может только высказать свои рекомендации. Решение в любом случае принимает алжирская сторона.

Алжирские техники побаиваются российского советника.

От того, как я затачиваю ножи, так они вообще в шоке.

Ножи точу разные, и кухонные, и складные. Обычно правой держишь нож, а левой его поддерживаешь в процессе заточки. Нужны также пара двусторонних брусков для заточки с различной шероховатостью поверхности. Зная, что здесь будет тоскливо, я с собой несколько захватил. Вот и точу на работе. Они (алжирцы) боятся.

Петра Двойченкова поселили жить на базе в домике-модуле. Это две комнаты «бабочкой», а между ними маленькая прихожая и санузел с душем. В таких домах живут другие российские советники и пилоты. Ночью приходится засыпать под рев взлетающих самолетов, но это не мешает. Привыкли. Здесь — боевая часть. Идет подготовка к полетам, обслуживание полетов, текущий ремонт, устранение неисправностей, выявленных при выполнении полетов. Военные советники работают с 8 до 16 часов и перерывом на обед. Питание в Рамадан особенное. Местные специалисты вообще в светлое время не едят, не пьют, не курят, не вступают в интимные отношения. А для военных советников пост выражается в том, что могут забыть накрыть завтрак, на час смещается обед и он без первого блюда. Ужин смещен на два часа. Его обычно приносят на закате. Это салат, какая-нибудь похлебка, кусок жареной курицы с гарниром, молоко, которое часто или уже прокисшее или на грани, финики.

При желании можно купить еду в местном магазине на территории базы. За территорию базы военных советников не отпускают. Продукты дешевые. Бутылка кефира в магазине стоит 100 динар, это около 36 руб.

Водка тоже недорогая — литр шведского абсолюта стоит 2200 динар (800 руб).

Из положительных моментов здесь только достойное денежное вознаграждение.

— Медалей мы не получаем, — говорит Петр. — Экзотикой наедаешься очень быстро. А все остальное время — выкинутое из жизни.

Синие воины, малярия и катастрофы

Быть осторожным, меньше говорить о секретных вещах, не контактировать с местным населением — вот три основные заповеди, что запомнил подполковник Рафик Абрамян во время собеседования в 10-м Главном управлении Генштаба. В апреле 1982 года он прибыл на авиабазу Бомако в Мали, которая входила в зону советского «красного пояса» на западе Африки против сил НАТО.

Жили советские военные советники вместе с семьями в небольшом военном городке, на виллах: одна большая жилая комната, кухня, коридор и подсобные помещения. Кондиционер работал круглые сутки. Климат в африканской стране капризный: жара, дождь, пустынный ветер. Донимали малярийные комары.

— Один из наших советников умер, получив смертельный укус, вернулся домой в цинковом гробу, — рассказал Абрамян. — Я дважды болел малярией. Первый раз очень серьезно. Мучился сильно. Желтый был. Температура поднималась до 40 градусов и резко опускалась до 34. Колотило страшно. Лежал дома.

В местный госпиталь нас не направляли: нашему консульству пришлось бы оплачивать расходы за лечение в алжирской больнице.

Поэтому ко мне приходил врач из посольства. Советского радикального средства от малярии не было. Спасло меня французское лекарство. Сделали четыре укола, я пошел на поправку.

Благодаря советским советникам на Мали был проведен первый воздушный парад. Главная цель: показать силам НАТО — в стране есть воздушные силы, способные противостоять врагу. В параде участвовало пять самолетов МиГ-21бис, два из которых пилотировали советские инструкторы, а в трех за штурвалом сидели местные пилоты.

Надо было пролететь на низкой высоте. Один из пилотов совершил ошибку, стремясь избежать столкновения с мечетью, резко снизился до 10 метров. Началась паника. Одна из трибун рухнула. Шум и грохот страшные. Никто, к счастью, не пострадал.

Присутствующий военный атташе США поднял большой палец и сказал: «Это не малийцы. Это русские летели». Он не поверил, что малийские летчики смогли продемонстрировать во время парада высокое пилотажное мастерство.

— С инспекцией я объездил половину страны. На авиационных базах в разных городах помогал местным летчикам исправить недостатки в работе. Обычно мы старались на месте исправить поломки потому, что недостающие детали приходилось заказывать в Советском Союзе, а на это уходило много времени, — рассказал Рафик Абрамян. — Местное население на нас смотрело с любопытством. Мы ходили в гражданской одежде. Форму не надевали, чтобы не привлекать внимание. Но белый человек — это событие на улице. Грязные у них улицы. Нищета.

Женщины ходили по пояс обнаженные. Поначалу мы смотрели на них, а потом привыкли.

Однажды пришлось побывать с инспекцией в знаменитом городе Томбукту — центре воинствующих племен туарегов. Сначала группа военных советников добиралась на машине, а потом на транспортном самолете Ан-26 приземлились на аэродроме. Поразило то, что мужчины закрывали лицо и тело синей накидкой, как женщины других мусульманских народов

В светлую ткань камнями втирается краситель — синее индиго. Краска постепенно осыпается, попадают на кожу и та приобретает синеватый оттенок. Поэтому туарегов прозвали синими людьми. Они жили в отдельных районах. Чужаков не пропускали. Местные жители знали: туда ездить опасно. Особисты предупредили военных советников. Опасались провокаций. Туареги занимались противозаконными действиями. Могли ограбить.

— Наша инспекция в городе Томбукту прошла спокойно. Повезло. Несколько лет спустя, в 1990 году туареги в очередной раз подняли восстание и уничтожили древнейшие здания, входящие в историческое наследие Юнеско, — говорит Абрамян.

Особенностью работы с алжирскими пилотами стало то, что никто из них не захотел стать инструктором потому, что самолет необходимо было выводить на предельный уровень. Специально подойти к ошибке, чтобы потом ее исправить. На такое никто не согласился. А советские инструктора все же работали на высоком уровне.

Однажды в полете на высоте пять тысяч метров произошел хлопок. Инструктор Рафик Абрамян приказал алжирскому летчику срочно идти на посадку. Самолет еле добрался до полосы. Выяснилось, что в моторе развалилась шестерня, двигатель стал разрушаться в полете.

Благодаря тому, что летчики сумели приземлиться и сохранить самолет, советские конструкторы нашли главную причину катастроф, которые случались и раньше.

Это был заводской брак, допущенный по вине заводских конструкторов в Союзе. Его исправили — аварийность снизилась.

— Через три года я вернулся домой. Больше меня в заграничные командировки не посылали, — пояснил полковник в отставке Рафик Абрамян. — Почему? Мне не сказали. Наверное, в чем-то «прокололся», в нашем контролирующем управлении о нас собирали все сведения. Может, я где-то высказал недовольство — выезд закрыли. Остались воспоминания и медаль «За боевые заслуги» за парад в Мали.