Латвия

Земессардзе, буквально «земельная стража», с латышского можно перевести как национальное ополчение или национальная гвардия, но в Латвии обычно и по-русски употребляют латышское название. Соответственно, члены Земессардзе — земессарги.

ЗС является частью Национальных вооруженных сил (НВС), целью которой является вовлечение граждан Латвии в защиту территории и общества страны, а также участие в планировании и выполнении задач национальной обороны.

В настоящее время Земессардзе составляют четыре бригады (Рижская, Видземская, Латгальская и Курземская), каждая из которых состоит из пяти батальонов во главе с краевыми штабами. Управление основано на принципе единоначалия: во главе стоит командующий, который в свою очередь подчиняется командующему НВС.

После вступления Латвии в НАТО одной из главных задач Земессардзе является военная подготовка, а их подразделения приравниваются к пехотным батальонам, однако помимо этого в их задачи также входит оказание помощи национальным и местным структурам по обеспечению общественного порядка, предотвращению несчастных случаев и стихийных бедствий, а также ликвидации их последствий. Они активно сотрудничают с Государственной пожарно-спасательной службой, а для предотвращения незаконного использования природных ресурсов земессарги проводят рейды совместно с представителями местных природоохранных структур.

Земессардзе установило тесное сотрудничество с аналогичными организациями других стран — сходными формированиями в соседних Литве и Эстонии, а также Национальной гвардией штата Мичиган (США). В целях отработки взаимодействия с воинскими подразделениями стран-участниц НАТО земесарги участвуют в международных военных учениях, они принимали участие в международных миротворческих миссиях в Косово, Ираке, Боснии и Афганистане.

В настоящее время ряды Земессардзе Латвийской Республики насчитывают порядка 8 400 человек. Из них 17% составляют женщины. В организацию принимают только добровольцев от 18 до 55 лет, физически крепких и здоровых, знание государственного языка — обязательно.

Руслан Таларов: Как а армии, только круче

Старшему земессаргсу, рижанину Руслану Таларову 35 лет, из которых пять лет отданы службе в Земессардзе. Он работает на предприятии, занимающемся распространением ветеринарных препаратов. Женат, двое детей.

Судьба Руслана и его семьи испытала немало крутых поворотов, что для Латвии скорее норма, чем исключение. Отец — чеченец, мать — украинка. Сам он появился на свет в Краснодарском крае Российской Федерации. В Латвию семья переехала в конце 1980-х, как раз когда Руслану пришла пора идти в школу. В школе он учился на русском, но, когда мама во второй раз вышла замуж за латыша, пришлось осваивать латышский язык и культуру.

«Службу в Земессардзе сложно назвать семейной традицией. Хотя прадед по отцовской линии в Первую мировую был в латышских стрелках, а потом служил в Латвийской армии. Отец двадцать пять лет проработал в МВД, поэтому я с детства приучен к дисциплине, но до определённого момента не наблюдал у себя особой склонности к военному делу. Пока один, вполне определённый момент не заставил об этом задуматься», — рассказывает Руслан.

Вполне определённым моментом «возвращение Крыма в Россию» весной 2014 года, когда Руслан осознал необходимость защиты своей страны.

«Среди родственников и друзей, конечно, были земессарги, но именно тогда, весной 2014-го, я понял, что пора! Не могу сказать, что каждый день прямо так ощущаю угрозу для Латвии, но вполне допускаю возможность обострения — ещё один обученный солдат моей стране явно не помешает, — говорит он и сразу добавляет, что без поддержки семьи это было бы невозможно. — Перед вступлением в Земессардзе мы всё обсудили с женой, это было общее решение. Сегодня семья мною гордится. В среде наших друзей и знакомых быть латвийским военным, будь то действительная служба или Земессардзе, — это бренд. К тому же в этом году будем отмечать столетие латвийской армии. Почётно и приятно ощущать себя частью этой традиции».

За время разговора старший земессарг Таларов ни разу не пожаловался на тяготы службы. Разве что на укоренившиеся в части общества стереотипы, что Земессардзе — это для не слишком образованных и исключительно для латышей.

-— По моему опыту, наша структура в целом отражает состав латвийского общества.

В Земессардзе, как и в моей семье, не делят людей по этническому или какому-то другому признаку. Вообще у нас, в Латвии, очень сложно провести чёткую границу. Как-то на учениях я познакомился с Янисом Берзиньшем родом из Даугавпилса, который, вероятно, отталкиваясь от первого языка и ментальности, называет себя «настоящим русским». Много латышей, проживших большую часть жизни в США, Австралии или Канаде. У каждого своя история. Мы все общаемся по-латышски и считаем себя патриотами Латвии. Хотя кроме идейной составляющей, это ещё и отличная компания. Такую дружбу и доверие, как в военной обстановке, не всегда можно встретить на гражданке. Хотя и у гражданского фактора есть свои преимущества. В Земессардзе вроде бы всё как в армии, только при этом у каждого ещё и профессиональные знания и навыки гражданской профессии. Когда при решении боевых задач объединяются мозги и практический опыт менеджеров, университетских преподавателей и банковских аналитиков, то зачастую получается круче, чем у профессиональных военных, -— убеждён Руслан.

Юрис Улманис: С Эвереста — в земессарги

Предприниматель, альпинист, кавалер ордена Трёх звёзд Юрис Улманис в Латвии человек известный. В своё время он на лыжах пересёк Гренландию и покорил шесть из семи высочайших вершин на каждом из континентов. Сейчас, когда уже за пятьдесят, он делится богатым опытом в сфере бизнеса и управления со студентами Рижского Технического университета и других вузов. Женат, взрослая дочь. Как и Руслана в Земессардзе его привела гроза 2014-го года.

-— В своё время моя семья покинула Латвию, спасаясь от большевиков. Сам я долгое время прожил в разных местах Соединённых Штатов, побывал во многих странах мира. Можно сказать, что быть солдатом всегда было у меня в крови, а думать о безопасности Латвии для меня так же естественно, как дышать. Решение вступить в Земессардзе возникло после того, как Россия оккупировала Крым и восток Украины, а до этого была Грузия… У меня всё как-то сразу вместе сложилось — в тот момент по зову души и сердца многие записались, -— рассказывает Юрис Улманис. -— Родные и друзья меня всячески поддерживают и рассказывают остальным. Агитируют по моему примеру вступать в Земессардзе. Как преподавателю мне приходится много времени проводить со студентами, от которых я не скрываю про мою службу. Говорю, если я в мои годы на это способен, то вы тем более… В общем, пытаюсь делать всё, что в моих силах. Не так, что столько-то часов работа, столько-то семья, столько-то военные дела, -— у меня это нераздельно и органично получается…

В ходе разговора Юрис признаётся, что не последним стимулом участия в ЗС стала любовь и привычка к испытаниям и преодолению трудностей.

-— Как говорит мой приятель, организатор латвийской экспедиции на Эверест, тоже земессаргс, Имант Заулс: „чем дерьмовей, тем лучше”. Жить в палатке, валяться в грязи, карабкаться по леднику, быть с мужиками — при всём уважении к дамам, такое братство есть разве что у альпинистов и земессаргов!..

Затрагиваем отмеченные Русланом Таларовым этнический и другие стереотипы по отношению к Земессардзе.

-— Не стоит забывать, что всё это добровольно -— вполне успешные и занятые мужчины и женщины занимаются всем этим в своё свободное время.

Мы слишком привыкли к разговорам о расколотом латвийском обществе -— глядя на Земессардзе, берусь утверждать, что латвийское общество становится сплочённее. Люди всё больше осознают, что безопасность страны — это наша общая ответственность. Судя по фамилиям, в Земессардзе состоят самые разные люди, разного возраста, без этнических и других различий. Здесь все мы — патриоты Латвии!..

А вот как Юрис Улманис отреагировал на вопрос о разности сил по сторонам границы с восточным соседом.

-— При всём понимании несоразмерности сил небольшой Латвии и возможной угрозы, стоит помнить мудрость великого Сунь-Цзы, что победа достигается ещё до начала сражения, и о множестве исторических примеров, когда меньшинство побеждает большинство, убеждения и умения — грубую силу. В военном деле, как и в альпинизме, нужны три вещи: снаряжение, навыки и мотивация. Так вот у земессаргов наблюдается колоссальная мотивация, куда большая, чем у возможного противника. Ведь стремление защищать всегда выше и глубже, чем завоёвывать по приказу сверху. Каждый замессаргс дал клятву защищать Латвию — и мы все действительно к этому готовы.

Литва

Литовские стрелки — это добровольная и негосударственная организация, начало которой было положено 27 июня 1919 года. Как говорится на сайте союза, на тот момент времени его целью было «утверждение независимости страны в борьбе с большевиками, прогерманской Западной добровольческой армией белогвардейцев и поляками». Сейчас ориентиры иные и список противников четко не указывается, но цели и основа восстановленная в 1991 году организация сохранила. Это общественная организация, поддерживаемая государством. Каждый гражданин при желании также может выделить 2% своих от налогов на её финансовую поддержку.

Действует союз по принятому литовским Сеймом закону и статуту, утвержденному Министерством обороны Литвы. Союз выполняет в том числе и задания некоторых государственных учреждений, но, говорится на сайте организации — это «организация свободных людей, которые уделяют свое время защите Родины и её укреплению». Цель — «воспитание уверенных в себе, творческих, мотивированных и дисциплинированных граждан, готовых к обороне страны и готовых придти на помощь другим в случае трудной ситуации или несчастья».

Стрелком может стать каждый гражданин, сейчас их в союзе насчитывается почти 11 000, нижний возрастной порог — 11 лет.

Добровольцы помогают пожарным, полиции, пограничникам. В ходе недавнего визита Папы римского в Литву, например, стрелки помогали с охраной понтифика, обеспечивали порядок в ходе связанных с этим визитом мероприятий, работали с туристами. Они имеют право держать дома оружие, но не все из них этим правом пользуются.

Некоторые считают Союз стрелков националистической организацией, но так ли это и есть ли в их рядах представители других, проживающих в Литве национальностей? «Спектр» пообщался со стрелками, один из которых — градоначальник литовской столицы Ремигиюс Шимашюс, а другой — Дариуш Литвинович — литовский поляк, который своим примером решил доказать, что национальность в деле защиты родины роли не играет.

Заразительный пример мэра

В мирное время, в ходе учений, конференций и прочей деятельности, стрелков готовят как к вооруженному, так и ненасильственному гражданскому сопротивлению в случае агрессии для защиты независимости и территориальной целостности Литовской республики, прививают навыки обеспечения общественного порядка. В случае агрессии извне, военизированные подразделения стрелков будут поддерживать вооруженные силы, а другие единицы союза — наблюдать за порядком, охранять объекты инфраструктуры, а в случае оккупации они должны стать силами сопротивления.

«О Союзе стрелков я знал и за его деятельностью наблюдал давно, поскольку лично мне близко такое понимание жизни, когда человек должен сам заботиться о наиболее важных для него вещах. Включая безопасность своей семьи, окружения и Родины. А право на самозащиту, на мой взгляд, это очень важное врожденное право человека. Но вступил я в организацию лишь после агрессии России на Украине, когда стало ясно: хватит думать, надо делать и действовать. И я очень рад, что привел в организацию и других людей, которые сейчас являются активными стрелками. Мне кажется, что это лучшая концепция вовлечения граждан в оборону страны во всех смыслах», — рассказывает о причинах своего решения стать членом Союза стрелков мэр Вильнюса Шимашюс.

Он согласен, что его действия, как политика, привлекли к организации внимание. При этом, глава столицы утверждает, что быть политиком (или занимающим высокую должность чиновником), и стрелком одновременно для некоторых не выглядит однозначно. Найдутся, говорит мэр, и такие, кто будет говорить о политической саморекламе.

«С другой стороны, когда, занимая высокую должность или как политик, ты появляешься на учениях или курсах, практических занятиях стрелков, твой пример показателен. В таком случае другие могут подумать, что если уж он находит время и ползает по сырости на учениях, может быть, и я могу», — считает видный либерал литовской политики и бывший министр юстиции Шимашюс, утверждая, что такие мысли могут придти всем остальным гражданам без учета из места в обществе.

«Поэтому участие политиков важно, как и людей бизнеса. Пример в данном случае заразителен в хорошем смысле этого слова», — говорит Шимашюс.

На вопрос, не мешает ли политическая и административная деятельность находить время для Союза стрелков, собеседник, улыбаясь, не скрывает, что «всегда хочется уделить этому больше внимания».

«Политическая деятельность съедает много вечеров и, к счастью, большинство занятий в союзе проходят по выходным. А на выходных занятия стрелков чаще всего конкурируют в семьей, которая нередко побеждает. Но время я все равно нахожу», — признался он.

Шимашюс сознательно ставит перед собой цель быть рядовым членом организации — иметь подготовку и «постигнуть снизу» все, чем занимаются стрелки. Поэтому, продолжает литовский политик, он не стремится к участию в управлении или формировании политики: «Цель — просто быть хорошим стрелком».

«Я и другим придал смелости вступить в организацию. Кроме того, это важно и для личного роста. Я в зрелом возрасте — 40 лет, для меня это неожиданный опыт. Найти столько новых друзей, на которых можно опереться без условий и доверять… Участие в учениях сказывается на собственной физической подготовке, узнаешь, на что способен. Это очень хорошая самодисциплина», — уверяет Шимашюс.

«Я уже пять лет как в союзе и, бывает, мне задают вопрос: «А почему ты стал стрелком?». Я поставил перед собой цель и наступит день, когда уважающий себя и ответственно подходящий к жизни гражданин поставит вопрос иначе: «А почему ты не являешься стрелком?. Цель в том, чтобы стать стрелком было нормой. И я рад, что мы уже почти на полпути, поскольку часто встречаю людей разного круга, у которых есть работа, семьи, ежедневные заботы, но они пытаются быть стрелками. Это отражает и определенное настроение», — заключает он.

В рядах стрелков, продложает Шимашюс, неважно, какой ты национальности и среди его коллег по союзу, а конкретно в его отряде, много представителей нелитовцев — поляков, русских и др. При этом, говорит политик, нужно признать, что лет десять назад у стрелков был имидж национально ориентированных людей.

«Но после российской агрессии на Украине ситуация изменилась, пришло новое поколение, для которых гражданственность — это основание, на котором они приходят в союз. У меня, как я говорил, в отряде много стрелков других национальностей, и для меня это естественно. Если вернуться к конценции, что национальность в нашем случае — это гражданин Литвы, то она уходит корнями во времена Великого княжества Литовского:

литовец — это тот, кому дорога свобода, и кто придерживается Статута.

Это актуально и сегодня, только вместо Статута — Конституция», — уверяет Шимашюс и соглашается, что внешнеполитические перемены актуализировали Союз стрелков в общественном сознании и для него лично.

«После агрессии России на Украине появилось понимание, что наша безопасность — это не данность на все времена, и каждый миг нужно быть готовым защитить её», — резюмирует мэр Вильнюса.

Саморазвитие и самооборона.

Дариуш Литвинович — член Союза стрелков. На его телефоне наклеено изображение герба Ягеллонов. У него трое детей, есть свой бизнес, он поляк. Фамилия с корнем «литвин». Говоря о своем приходе в организацию, он выразил «благодарность» восточному соседу, который «стимулировал занятия саморазвитием и делом защиты семьи и Родины». Дариуш уточнил, что для него — «это и саморазвитие, и самооборона».

11 марта 2015 он дал присягу и с того времени принимает активное участие в работе движения литовских стрелков.

До событий на Украине, признался Дариуш, таких мыслей у него даже не возникало.

Более того, он даже планировал покинуть Литву и обосноваться за рубежом. И этого, подчеркнул литовский стрелок на добровольных началах, он не скрывает.

«Сейчас, когда ситуация изменилась, я не рассматриваю вопрос отъезда куда-либо. Наоборот, хочется остаться здесь, что-то сделать, изменить», — продолжает собеседник.

Дариуш — командир отделения, в его подчинении 11 человек. Однако подчинение, продолжает он, не совсем точное слово, поскольку его обязанность — это, скорее, руководство и совместная работа. Он литовский поляк и в этом смысле свое членство в данной организации собеседник видит в том числе и как одну из возможностей показать, что его национальность не создает никаких препятствий для защиты безопасности своей страны — Литвы.

Фамилия Litwinowicz по литовским законам должна быть записана по-литовски, однако Дариуш намеренно носит нашивку со своим именем так, как это пишется на польском языке.

«Это своеобразная политическая декларация: не как быть хорошим литовцем, а как быть поляком среди литовцев. На первоначальном этапе такая декларация звучала довольно сильно и воспринималась в союзе не всеми. Но шаг за шагом, мои действия говорили сами за себя и это, я считаю, хорошая работа», — говорит он.

Чаще всего реакция на такие его шаги, признается литовский стрелок с идентичностью литовского же поляка, звучала так:

«До тебя мы даже не знали, что среди поляков есть нормальные люди».

Он считает, что литовские поляки живут в своеобразном «гетто» и общаются с литовцами только по делам, а если такого контакта нет, то во многих случах общения между литовцами и поляками просто нет.

«Что это — страх общения или пропаганда, понять в такой ситуации сложно. По мнению некоторых поляков, вступив в ряды стрелков, я вошел в осиное гнездо. При этом я понимаю, что литовцы могут меня воспринимать, как какого-то засланного», — считает Дариуш. К слову, он стал одним из создателей в союзе группы литовско-польского сотрудничества, которая наладила связи с такими же организациями в Польше.

«Они приезжали к нам поздравить Литву со 100-летием независимости, мы ездили в Польшу, поздравлять их. Вместе ездим на учения, мероприятия в Польше в связи с историческими событиями Ездили на Грюнвальд, в Краков, Варшаву, Ольштын. А на 100-летии независимости Польши мы стояли в первых рядах на площади Йозефа Пилсудского в Варшаве», — перечисляет он.

«Представлять Литву на площади Пилсудского в Варшаве — довольно смело», — замечаю я, но Дариуш поправляет: «Год назад это действительно было смело, но сейчас выглядит нормально».

Дариуш обращает внимание и на то, что в союз вступила достаточно большая группа поляков, которые также не с стесняются декларировать свое польское происхождение. При этом он говорит, что в рядах стрелков есть представители и других национальностей.

«Моя задача и задача нашей группы — ломать среди литовцев стереотипы, вытягивать людей из польских «гетто», чтобы они становились более открытыми по отношению друг к другу», — сформулировал он кредо своего отделения стрелков.

До 2014 года, говорит Дариуш, Союз стрелков был организацией несколько иного, чем сейчас, толка. Пожилые поддерживали традицию, молодые же принимали участие в её работе большей частью в школьные годы. А в 2014 году в Литве, обращает внимание Дариуш, наблюдался взрыв патриотизма и в Союз стрелков пришелся к месту, поскольку армия и Добровольческие силы при Министерстве обороны имеют возрастной ценз, а также обязательства по времени, которое гражданин должен уделять этим структурам. У стрелков этого нет: «Любой человек, в том числе и в коляске, может найти себе занятие, использовать свои знания. Ты можешь себя реализовать в любой форме».

«Что касается нашей группы, то мы часто организуем курсы ориентирования, выживания.

Но самая важная для нас задача заключается не в том, как выиграть войну, а сделать так, чтобы ее не допустить.

Сенатор Джон Маккейн очень хорошо выразился по этому поводу: «Один из способов защиты — это поднятие цены до грани возможностей». Противник должен учитывать в таком случае свои затраты. Второй момент состоит в том, что Вильнюс вокруг объят кольцом представителей разных национальностей. И когда я вижу, что с ними здесь никто по этой части не занимается, то мне кажется, что в такой ситуации ими может заняться кто-то со стороны. Со своей стороны, я показываю, что огромное большинство людей из моей среды даже не сомневаются, что они в случае внешнего конфликта встанут на сторону государства. Без сомнений. Только я и мои друзья будут к этому более подготовлены. Опыт Украины показывает, что большинство русских встали на сторону Украины. Вот и я вижу свою задачу в том, чтобы показать — в Литве, если вести речь о нацменьшинствах, будет так же», — говорит собеседник и шутит, что поляки с литовцами 600 лет жили вместе и лишь 20 лет спорили.

Принцип актуальности и актуализации такой организации, как Союз стрелков, наш собеседник видит в двух моментах:

«Кто, если не мы — это раз. Но также, это и правило снежного кома. Если не будет первого, покатившегося сверху комка, то ничего не будет. Наша задача — быть этим первым комом. Я уверен, что все остальные присоединятся. Будет ли это массовым — сказать сложно, но история показывает, что даже малыми силами можно многое сделать и многое доказать. Война будет плохой для всех, и я уверен, что если будет нужно, защита будет. И пример 1990-1991 годов это доказывает. Сегодня оружие есть и доступно. И о том, что народ будет защищаться, нужно говорить громко», — резюмирует он.

Эстония

Еще 10 лет назад эстонская дружина народного ополчения «Кайтселийт» считалась в местной русскоязычной среде организацией сугубо националистического толка. Сегодня же наравне с эстонцами в нее вступает все больше и больше говорящих по-русски жителей. Официальной статистики, сколько здесь русских и сколько эстонцев, нет и быть не может, говорят в штабе «Кайтселийта»: все они — граждане Эстонии, и делить их по национальному признаку неуместно.

История дружины народного ополчения «Кайтселийт» неразрывно связана с историей Эстонии. Кайтселийт — добровольческая военизированая организация, преемница того «Кайтселийта», который был создан еще в 1918 году во времена Первой Эстонской республики.

Сейчас здесь насчитывается свыше 25 000 членов — ополченцы активно сотрудничают с органами местного самоуправления, полицией, службой погранохраны, спасателями и пожарными.

Русские и эстонцы — вместе на учениях, действуют сообща при ликвидации пожаров и загрязнений, вместе участвуют в поисковых и спасательных операциях. Как говорят сами ополченцы: «Мы все здесь собрались ради одной цели — любить и защищать нашу землю, нашу страну. У нас внутри организации просто не может быть разногласий на национальной почве».

С ополченцами мы встречаемся в один из субботних мартовских дней. Сегодня у таллинских добровольцев проходят сразу два обучающих курса: курс парамедиков для «Найскодукайтсе» — это женское подразделение «Кайтселийта», а также обычные тактические учения в одном из столичных лесопарков. Мы отправляемся на курсы парамедиков.

Подъезжаем, нас уже ждут: молодая женщина в военной форме протягивает руку и широко улыбается: «Хелен Аллас, инспектор по обучению „Найскодукайтсе“, — говорит она. — Пойдемте, курсы уже начались».

В двух небольших помещениях вовсю кипит работа. Новобранцы и бывалые члены дружины народного ополчения отрабатывают навыки оказания первой помощи, тренируются делать искусственное дыхание. Внимательно слушают инструкторов, старательно конспектируют — атмосфера напоминает школьную, только за партами сидят взрослые люди. Естественно, есть и практическая часть — ребята практикуются на муляжах. Язык общения — эстонский.

«На самом деле у нас очень много людей разных национальностей: эстонцы, русские, белорусы… Мы не делаем разницы. У нас есть целые подразделения, где, например, представлены только русскоязычные, есть такие, где все — и русские и эстонцы — вперемешку — говорит Хелен. — Вот, Кайа-Трийн Пяэсуке готова рассказать о себе и о нашей организации на своем личном опыте».

Хелен подводит к нам совсем молодую застенчивую девушку. Кажется совершенно невозможным представить ее в военной форме и с оружием в руках. Кайа-Трийн — студентка, изучает архитектуру в одном из столичных ВУЗов, а в свободное время посещает сборы «Найскодукайтсе».

«Я уже пять лет состою в „Найскодукайтсе“, — говорит Кайа-Трийн. — Вступила сюда, когда мне было 17 лет.

Честно говоря, идея принадлежала моей маме, я сама тогда вообще никакого представления не имела об этой организации.

Но мне здесь сразу понравилось, было очень интересно. А сейчас я уже и сама могу обучать молодых членов нашей организации: преподаю курс первой помощи, курс правил техники безопасности, сама для себя выбрала внутри организации специализацию парамедика».

Спрашиваем у Кайи-Трийн, много ли у нее здесь друзей, с кем она проводит свободное время.

«Да, конечно, у меня здесь много друзей, вместе ходим на учения и на курсы. И здесь я нередко встречаюсь с людьми других национальностей, наверно, больше всего именно с русскими. И мы все здесь находимся на равных основаниях — нет никаких границ и барьеров, никакого деления по национальному принципу — мы отлично ладим», — говорит Кайа-Трийн.

А как же пресловутая разница в металитетах, о которой столько говорится в СМИ?

«Да нет же никакой разницы. По крайней мере в нашей организации — точно нет. Понятно ведь, что люди, которые сюда вступили разделяют общие взгляды, у них одни и те же ценности», — уверена наша собеседница.

Впрочем, конкретно на сегодняшнем курсе парамедиков нет ни одного русскоязычного. «Так просто совпало, — говорит Хелен. — Но на учениях тут, по соседству, точно должны быть, сейчас решим этот вопрос». Действительно, один звонок по телефону и вот мы уже садимся в машину и едем в соседний лесопарк, там проходят рутинные учения «Кайтселийта» и там нас уже ждет наш следующий собеседник — Рустам Бабаев.

Рустам состоит в дружине народного ополчения уже около семи лет. Как появилась идея вступить в «Кайтселийт» и почему именно сюда?

«У меня родился сын, — рассказывает Рустам. — И вот я решил, что если какая беда случится — нехорошо в стороне стоять. Других организаций такого широкого спектра — от обороны государства до ликвидации последствий массовых катастроф — у нас и нет».

Рустам по специальности парамедик, не понаслышке знает, что такое опасность и критические ситуации и как важно в этот момент не потерять голову и сохранить трезвый рассудок, действовать сообща.

«Мы стараемся собираться, как можно чаще, в основном, по выходным, конечно. Могло бы быть, чаще, на мой взгляд — говорит Рустам. — Обычно все же выходных не хватает. Иногда получается раз в месяц, иногда — раз в два месяца. У кого сколько есть времени: кто-то чаще, кто-то реже. Некоторые только несколько раз в году могут приходить».

Спрашиваем у Рустама, сталкивался ли он когда-нибудь здесь с предвзятым к себе отношением, только потому, что он русскоговорящий?

«Нет, никогда здесь такого не было, — отвечает Рустам. — Оценивают человека все же не по национальным признакам, а по каким-то твоим внутренним качествам. Друзья у меня тут тоже есть — ну как:

когда спишь неделю с кем-то в одной яме, это сближает как-то, начинаете лучше понимать друг друга».

Отношение к «Кайтселийту», тем не менее, в «русской» среде нередко предвзятое. Некоторые там до сих полагают, что в народном ополчении немало людей с националистическим складом мышления, тех, кто считает, что русским в Эстонии не место.

«Ну, конкретно мне в лицо особенно ничего не говорят, но, да, „Кайтселийт“ у некоторых людей ассоциируется чуть ли не с СС и нас иногда приводят в пример как карательный орган государства. Но это все только от недостатка информации, я думаю, — говорит Рустам. — А если серьезно, то я в этом вопросе не специалист. На национальной почве с эстонцами у меня никогда конфликтов не было, с русскими — бывало, но не сильно. А идеального общества я и не вижу — в тех же Штатах регулярно то тот, то этот национальный слой начинает крушить города именно по национальным вопросам. Если же говорить об интеграционно-ассимилятивном движении эстонцев и русских, то разделяя общество по языку и культуре, единства не достичь», — уверен наш собеседник.

«Люди вообще разные, — продолжает Рустам. — И на самом-то деле немного разный менталитет у русских и эстонцев действительно присутствует. Эстонцы более спокойные, а русские в большинстве своем немного более такие… активные. Но, в принципе, это все — тоже характер. Есть ведь и активные эстонцы с очень резким характером и очень спокойные русские. Никаким образом нам это не мешает, и если человек хороший, то можно с ним отлично взаимодействовать».

Сообщение Вольные стрелки Балтии появились сначала на Кода.

Только сейчас меж вековых лип мелькают не казенные халаты, а упругие тела молодых стартаперов:  с тех пор, как отец российского игростроя Игорь Мацанюк обратил внимание на этот комплекс и вместе с партнерами вложил более 4 млн. евро, здесь сложилось что-то вроде литовской Кремниевой долины. Около 700 рабочих мест, более 40 организаций – стартапы, акселератор, государственное агентство одной остановки для привлечения и поддержки новых техно-компаний Startup Lithuania и др. А в планы российского предпринимателя, похоже, входит создание еще одного такого гнезда в Вильнюсе, под которое он вместе с Дариусом Закайтисом приобрел бывший советский  завод.

«Сервис для людей»

Среди резидентов этого сообщества – Planner 5d: небольшая команда с российскими корнями делает в Вильнюсе сервис, с помощью которого даже «чайник» может сделать вполне приличный интерьер. Рабочий процесс здесь напоминает конструктор из популярной серии игр Sims, только возможностей намного больше – все-таки это инструмент.

Создаем периметр комнаты или целого здания, а дальше – кладем паркет, плитку, линолеум, красим стены, клеим обои, выбираем мебель, технику, декор. В платной версии элементов более 3 000, почти все поддаются тонкой настройке (диван можно «перетянуть», изменить размеры и др.), но и бесплатная затягивает на часы. Полученный результат существует в виде 2D-плана с размерами и в виде 3D-модели, которую еще за отдельную плату можно отрендерить в фотореалистичные картинки.

«Мы хотели сделать сервис для людей, кто не имеет отношения ни к дизайну, ни к архитектуре – чтобы они с его  могли создавать двух и трехмерные планы интерьеров без специальных навыков», – объясняет один из ее основателей Алексей Шереметьев. При том, что за время существования Planner 5D хотя бы один проект в нем сделали около 28 миллионов пользователей, можно предположить, что с задачей стартап справился.

Он уточняет: это кумулятивный показатель, активных же клиентов сейчас – около 2,5 млн. в месяц. Что, по словам нашего собеседника, вполне нормально: Planner 5D – приложение не на каждый день. В основном к нему прибегают, когда назрел ремонт или строительство, а с ними сталкиваются практически все, но ограниченное время. Обставил квартиру или отдельную комнату, и дальше сервис обывателю не нужен – по крайней мере до следующего этапа (например, обсутройства детской при рождении ребенка).

С какого-то момента выяснилось, что у него есть еще как минимум одно применение, о котором разработчики и не задумывались: в США многие школы используют Planner 5D для различных образовательных проектов – так, одна команда учеников с его помощью смоделировала домус состоятельного жителя Древнего Рима. Таких учебных заведений оказалось настолько много, что для них стартап запустил отдельную программу лояльности.

Квартирный вопрос

Собственно, сама идея Planner 5D появилась, когда Алексей с партнером (на тот момент товарищем по работе) Сергеем Носыревым в 2010-м сами столкнулись с квартирным вопросом: Сергей приобрел участок, где собирался построить дачный домик, а Алексей с женой собирались перепланировать только что купленную квартиру. Оказавшись в схожей ситуации, коллеги, разумеется, регулярно ее обсуждали и в какой-то момент сошлись на том, что должен же быть какой-то инструмент, который позволял бы визуализировать их идеи.

Стали искать – оказалось, что нет. Или функционал не устраивал, или отсутствовала поддержка разных платформ (скажем, на PC что-то сделать можно, а на iPad`е уже не посмотреть). А на другом конце были действительно мощные программы, но настолько сложные, что в них надо было погружаться с головой и изучать.

Все это кончилось тем, что Сергей однажды сам сделал совместимый с разными ОС простенький планировщик. Он позволял рисовать комнаты, расставлять схематичные предметы и не требовал для работы ничего дополнительно скачивать, а Алексей за следующую ночь нарисовал для него интерфейс.

«Потом уже удовольствия ради мы стали его развивать и довели до состояния прототипа. Но поскольку мы оба были наемными работниками, много времени на него у нас не было – попользовались, порадовались и забыли», – рассказывает Алексей предысторию.

Вспомнили в 2011-м, когда Алексею попалось на глаза объявление, что основанный Игорем Мацанюком инкубатор Farminers ищет проекты для развития. Результатом презентации стало соглашение об инвестициях в размере 150 000 евро, которое позволило соавторам уволиться с работы и сосредоточиться на своей идее.

В течение года Алексей с Сергеем были единственными сотрудниками своего стартапа. В сентябре 2012-го они выпустили первую публичную версию, в декабре число пользователей достигло 250 000, а в мае следующего года – миллиона. «Не было такого, что мы специально искали проблему, которую могли бы решить. Мы даже изначально вообще не думали о том, чтобы сделать из этого бизнес – просто сами столкнулись с локальной проблемой и нашли для нее решение. А потом уже оказалось, что оно может быть нужно и другим людям»,– рассуждает предприниматель.

По его словам, до недавнего времени Planner 5D вообще не пользовался рекламой и проект в основном продвигал сам себя; авторы, как утверждаются, лишь иногда придавали этому процессу легкое ускорение: например, их конструктор появился на сайтах популярных российских передач вроде «Квартирного вопроса» и его конкурентов .

«Мы почти ничего не делали для продвижения. Версию для iPad запустили перед майскими праздниками, а в России они растягиваются недели на две. Запустили и отправились отдыхать кто куда. Вернулись к работе – оказалось за время нашего отсутствия Planner 5D скачали сто тысяч раз. А когда приложение оказывается популярным, Apple уже сам начинает его ставить повыше и рекомендовать пользователям», – рассказывает Алексей.

Для выживания инвестиции не нужны

С тех пор штат компании вырос вдесятеро, она переехала из России в Вильнюс, куда ее позвал Мацанюк, собиравшийся превращать больницу в технопарк. Коллектив стал многонациональным, сейчас в офисе примерно в равных пропорциях звучит русский, английский и литовский. Приложение обросло и продолжает обрастать новыми функциями (например, элементами виртуальной и дополненной реальности), оно стало продаваться по системе freemium, что уже в первый год монетизации позволило заработать полмиллиона евро, у стартапа появились бизнес-клиенты – в основном производители и продавцы мебели и девелоперы.

Больше всего частных пользователей приходит из США, России, Евросоюза, Южной Америки; бизнес-клиенты, покупающие функционал Planner 5D на условиях white label (т.е. ставят свою торговую марку вместо лого разработчика), тоже разбросаны по всему миру – заказы поступают из Австралии, Новой Зеландии, Великобритании, Скандинавии, Северной Америки.

«Конечно, за несколько лет проект очень изменился. Когда учредители только приехали сюда, он выглядел все-таки восточно-европейским, а сейчас это уже глобальный продукт. Приходится учитывать вкусы разных аудиторий: американцам нравится одно, россиянам другое, испанцам третье, бразильцам четвертое. Под них мы создаем новые модели мебели, окон, дверей, декора», – замечает директор по маркетингу Planner 5D Йонас Гавелис.

Вообще Planner 5D уже и стартапом-то приходится называть с оговорками: нормальная такая техно-компания со зрелым и стабильно развивающимся продуктом. На самоокупаемость проект вышел еще года три назад, в 2017-м оборот составил 2,5 млн. евро, инвесторов для выживания искать давно перестали, хотя, как говорит Алексей, дополнительным деньгам для взрывного развития здесь будут рады.

Украшают роботы, счастлив человек

Впрочем, одновременно с рутинной работой русско-литовская команда уже какое-то время занимается созданием виртуального эксперта по интерьеру,  который, как ожидается, позволит ей основательно встряхнуть рынок софта для диайнеров-любителей.

Поначалу искусственный интеллект будет подсказывать, куда лучше всего поставить определенный предмет мебели, исходя из функционального назначения помещения. Этот этап в Planner 5D рассчитывают завершить и сделать публично доступным в течение года. Но дальше ИИ должен стать полноценным консультантом, способным предложить вполне конкретные дизайнерские решения на основе предпочтений пользователя («возможно, к вашему скандинавскому интерьеру подойдет вот этот шкаф»).

Этот этап уже намного сложнее и на него могут уйти годы. Но в случае успеха продукт может «взорвать» целую отрасль.

«Если так подумать, дизайнеры средней руки в основном просто следуют определенным более-менее универсальным правилам – сочетания цветов, предметов, материалов. Нет сомнений, что в течение лет десяти эти правила так или иначе будут «осознаны» машинным разумом – сделаем ли это мы или кто-то другой. Но когда это произойдет, профессия дизайнера безусловно изменится, потому что какие-то стандартные решения, за которые сегодня заказчик платит сотни или тысячи евро,  в один момент станут доступны людям почти бесплатно», – рисует Йонас перспективы нового проекта Planner 5D.

По словам Йонаса, их ИИ уже более-менее справляется с расстановкой предметов в спальне, с другими помещениями пока не очень, но это вопрос времени. Так что осталось только подождать: будущее – для кого-то прекрасное, для кого-то ужасное – все равно наступит. Возможно, его приведет русско-литовский стартап.

Сообщение Робот решит квартирный вопрос появились сначала на Кода.

Латвия старается

Есть просто мир, есть — «преступный мир». Две, слава Богу, неравномерных части, любое пересечение которых подпадает под действие уголовного закона. Там, почти всегда, представители «просто мира» проходят по графе — «потерпевшие». Находиться именно в этом ситатусе, конечно, никто не хочет и поэтому вот уже много десятилетий законопослушное население напряженно думает: как бы обезопасить себя от статистически небольшой, но очень активной, креативной и жестокой криминальной кагорты.

Жестче реагировать и круче изолировать? Популярная методика. Авось, попав на годы в место, где радости бытия сжимаются до пачки сигарет или лишнего часа прогулки, преступник скажет себе: нет, я больше не буду бякой, я больше не хочу смотреть телевизор два часа в неделю и есть, что дают, а не что хочется.

Меньше наказывать и чаще объяснять оступившемуся всю абсурдность совершенного им проступления с точки зрения общечеловеческих норм и экономического несоответствия полученной прибыли неминуемому наказанию? Всеми силами и средствами помогать вернуться в лоно общества, семьи, церкви? Наверное и так тоже можно… Каждая страна выбирает свой путь.

Американская и частично британская доктрина: «Если преступника нельзя исправить, то его хотя бы можно обезвредить, изолировав от общества».

Финская доктрина: «Пенитенциарная система не помогает снизить общественный ущерб от преступности, но мы хотя бы можем снизить общественный ущерб от самой пенитенциарной системы».

Искренне жаль, но ни тот, ни другой путь в ворота «Города солнца» не упирается. Статистика отвратительная и пугающая. В развитых европейскимх странах 40-45% вышедших на свободу, в течении года возвращаются с кровати на нары. В США 77% отбывших наказание не проводят на воле и пяти лет — опять оказываются за решеткой.

То есть, главная задача — возвращение обществу нормальным впервые оступившегося (каждый из преступников когда-нибудь попадается впервые) выполняется слабо. То ли от того, что сама задача в принципе невыполнима, то ли от того, что светлые умы пока не придумали, как ее выполнить. И результат напрямую не зависит от вложенных государством средств, куда бы они не были направлены: или на то, чтобы сделать стены тюрем повыше, или на задушевные беседы профессиональных психологов с профессиональными оступившимися.

Латвийский путь, на первый взгляд, ближе все-таки к финскому. Здесь уже 15 лет как работает Служба пробации. Созданная она на основе европейского и канадского опыта. Ее «клиенты» — условно-досрочно освобожденные, приговоренные к общественным работам… примерно 25% от общего числа осужденных. Сотрудники службы надзирают, проверяют, контролируют. Они же стараются помогать с трудоустройством и жильем.

Проще объяснить с помощью канцелярской формулировки: Пробация — это комплекс мер социально-правового воздействия на лицо, совершившее преступное деяние, включающий надзор за лицом, условно осужденным или условно-досрочно освобожденным из мест лишения свободы, а также исполнение такого уголовного наказания, как принудительные работы и принудительные меры воспитательного характера — общественные работы, содействие восстановлению справедливости и внесудебного урегулирования уголовно-правовых отношений, ресоциализация лиц, совершивших преступление, с коррекцией их поведения и оказанием постпенитенциарной помощи лицам, отбывшим наказание в виде лишения свободы. Данный комплекс мер выходит далеко за пределы чисто правового воздействия, так как включает в себя такие меры, как коррекция поведения и оказание моральной и материальной поддержки лицам преступившим закон.

Работает ли эта система? Конечно работает. Достаточно ли ее, даже самой продвинутой, чтобы сократить преступность? Конечно недостаточно. Из семидесятипяти не охваченных пробацией процентов (да и сама пробация не панацея) минимум половина снова «пойдет на дело» и снова сядет, и обязательно воспитает за решеткой себе приемников, которые в свою очередь… В общем, поток не остановится.

Андрей Б. (48 лет. Четыре судимости)

Не, ну у меня же первая условно была, вторая — на поселях. По глупости, короче. Ты приколи, бухнули, грузовик, ЗИЛ, угнали с территории и утопили в канаве через километр. А потом, год прошел, его же опять. Ворота пробили, как в кино. Круто! Ну следующие уже реально получил: мужика гопнули по пьяне, много получил, столько не живут. А освободился — нормально вроде, работал там как-то, лет шесть или семь вообще без залетов, жениться собрался… Она тоже… ну срок был у нее. Короче, за неделю до свадьбы, посидели хорошо, пошли чисто пройтись. Ей шуба на бабе понравилась… Ну и… ты понял, да?

Не мы такие, жизнь такая. Мне тоже там, мать пока жива была, психолога приводила прям домой. И что? Короче, я тоже таким быть могу, психологом. Не знаю, сколько она ему денег дала, не сказала. Перед шубой это было. Херня это все. Сам живешь и никому до тебя дела нету, если только за бабки. Ту не знаешь, сколько психологи берут?

Будет ли у этого человека пятая судимость? Скорее всего будет. То ли родители не объяснили, то ли просто карта именно так легла. Четыре судимости, а профессиональным преступником язык назвать не поворачивается. Дурак? Та женщина, с которой он шубу снимал, наверняка так не думает. И не жалеет его ни капельки. Не за что жалеть.

Государству до таких дела тоже немного. Нарушит — посадим. Общество? Да подавляющее большинство скажет: мы вам налоги платим — извольте изолировать от нас, нормальных, вот это вот существо, опасное и непредсказуемое. И государство изолирует, будьте покойны. Решетки крепки, охрана бдит, 27 евро в сутки на каждого заключенного (во столько обходится содержание) из бюджета выделено. Спите спокойно, дорогие граждане. И граждане спят. Не все. Есть те, кто не хочет, чтобы у нашего героя была пятая судимость. Очень их мало.

Мартиньш, молодой капелан, в джинсах, майке и сандалиях на босу ногу проводит мини-экскурсию. «Здесь у нас мастерская столярная, здесь — продаем (массивная деревянная мебель расставлена вдоль стен), тут, когда ремонт закончим — бистро будет, а тут рекламное агентство, есть у нас желающие заняться этим.»

Дом Рижской думой выделен, за аренду платить не надо. Предназначен… Лучше пусть Мартиньш сам расскажет.

— Мы себя называем Открытый дом святого Луки. Это на плакате не осел, это бык с крыльями — символ евангелиста Луки. Но мы себя не позиционируем, как религиозное общество, скорее, как негосударственное. Потому что тогда мы можем намного больше с людьми срабатываться. И с нашими клиентами потенциальными и партнерами. У людей есть стереотипы о религии. И когда они слышат «Святой Лука» — начинают с нездоровым интересом смотреть: что тут какая-то секта? У нас общество так мыслит. Например в Штатах там каждый госпиталь Святой Марии, Святого Луки… Там никто не спрашивает, что это такое.

Тут мы занимаемся бывшими заключенными и их семьями, если они хотят тоже. Ресоциализация. Это такое круглое понятие. Человек ведь не только плоть, но и душа. И если мы видим, что человеку мало только работать, чтобы жить, что ему нужно учиться и отдыхать, искать новое общество — ему нужны возможности, чтобы реализовать свой внутренний потенциал, который сначала нужно открыть. И мы помогаем людям и в культурном воспитании, и в социальном воспитании, и в психологии, и юристы помогают проблемы решать. И конечно заниматься ремеслом: или деревообработка, или по строительству, или вот бистро намечается, там еще будут места, где люди смогут работать.

Правда одной работы мало. У нас очень многие приходят и говорят: только работу мне дайте, больше ничего не надо. Мы помогаем конечно. Они начинают и через пару месяцев или запой, или азартные игры. Не знают как деньги тратить, что с ними делать вообще. Он заработал, а умеет только бутылку купить или автоматы крутить. Ничего больше. Нет интересов. Все сужено. Поэтому нужно помочь человеку узнать, раскрыться. Этим занимаемся.

У нас нет денег. Мы пытаемся пожертвования привлекать. Партнеров заграничных ищем. Фонды. Гранты. Второй год мы этим занимаемся, но какого-то конкретного помощника пока не нашли. Сами, нас трое, зарплаты никакой не получаем. Государство заинтересовано, очень радо, что мы работаем, но когда речь заходит о деньгах… сразу все тормозиться. Системы нет.

А мы иссследование сделали — сколько обходится государству один заключенный и сколько бы государство получало, если бы он был у нас. Если бы стал законопослушным человеком. То есть, выгоднее нам выделять куда меньшие деньги на ресоциализацию, чем потом платить за содержание в тюрьмах. Наша программа так построена, что если он год проведет с нами — мы ему помогаем найти работу хорошую, жилье даже. И у него за этот год круг знакомых поменялся уже. Больше возможностей начать жизнь сначала.

Мы не панацея, конечно. Цифры по рецидиву высоки во всем мире. Но в тех странах, где ресоциализация развита, процент повторно возвращающихся за решетку гораздо ниже. Преступления конечно всегда были и всегда будут. То есть, строить бизнес на ресоциализации вроде бы очень выгодно — всегда будут клиенты. Только за них никто не будет платить. Плохой бизнес.

Наш смысл в том, что если мы можем помочь даже одному человеку, предотвратить хотя бы несколько преступлений — мы реально помогаем обществу. Вокруг нас становится безопаснее жить.

К нам люди и сами приходят и социальная служба посылает. Мы говорим с ними, и если они принимают наши условия — подписываем договор и начинаем работать. Смысл заниматься, есть только с теми людьми, которые сами хотят меняться. Из под палки здесь не получится.

Сейчас у нас четыре клиента. Я их так называю. Но вообще вокруг нас несколько десятков людей. Это те, кто отсидел и пытается как-то построить свою жизнь. Мы им помогаем, чем можем. Нормально стали работать только с апреля, когда наши специалисты (психолог, социальный работник) начали получать пусть небольшую, но зарплату, от Рижской думы. На пол года у нас договор с городом и если мы покажем, что у нас получается — они могут помогать больше.

Вообще, тех, кто хочет вернуться к нормальной жизни и пытается это сделать — десятая часть.

Библейская такая цифра. Люди, пока сидят в тюрьме, они просто выживают. Да, строят иллюзорные планы. А вот, когда выходят и эти планы рушатся, человек остается ни с чем, ни где. И тогда, может он готов принять помощь. Хотя… в большинстве своем эти люди не хотят никакой помощи. Такое воспитание, понятие о достоинстве: все сам, все сам, никому не доверяю! Может, когда обламывается в десятый раз — тогда только готов сказать своей гордыне: стоп! И попросить помощи.

Анна Л. (Бывшая заключенная. Клиент центра)

Я здесь два с половиной месяца. Не знала про этот центр. Люди не знают. Мне монашки сказали. Приходила к ним покушать, помогала потом убрать. Сестра Рамона мне этот адрес дала.

Жизнь так сложилась. Мама умерла, когда мне год был. Тяжелое детство. У меня нет крыши над головой, я ночую в женском приюте, но там надо в восьми утра уходить и до семи вечера быть на улице. А так, я могу находиться здесь, помогать, отдыхать, читать, с психологом общаться. Тут группа «Взрослые дети». Ты учишься понимать себя, исправлять себя. Я вижу любовь, моральную поддержку. В тебе заинтересованы, тебе хотят помочь. От этого сам поднимаешься.

Возможность подработать те же два часа.

Без этой программы очень тяжело. Эта программа реально помогает людям. Когда человек остается вообще никак и ни с чем — одному выкарабкаться практически невозможно. Нужны подпорки. Как костыли. А их нету. Я вот человека знаю, он пьет и сам справиться не может. А здесь есть тоже группа «алкоголиков». Ему сюда ходить надо.

Если бы я была бы в такой программе десять лет назад — жизнь бы по другому сложилась.

— Тюрьма не исправляют человека — это всем ясно. И государству это ясно. И в разных странах есть разные системы реабилитации, принудительной в том числе. Но пока никто не нашел золотой середины. Потому что человек индивидуален. Одного можно заставить и ему потом даже понравится, а другой наоборот будет противится любому принуждению.

У нас достаточно хорошая служба пробации. Проблема в том, что туда приходят только 25% тех, кто освобождается. Еще это государственная служба. Значит — масса бумажной работы. Там человек между нормативными актами просто пропадает. Реально поговорить, вникнуть в его проблемы — просто нету времени. И в мире везде к госслужбам подключается гражданское общество, понимающее, что нужно помогать. В Латвии этого конечно нет. Таких, как мы есть еще несколько, но работают как общины, кормят, ночлег предоставляют. А такие, чтоб четко работать на реабилитацию — мы одни. Дневной центр.

Русские и латыши? Мы различия не делаем. И государственные службы не делают. Рабочий язык, конечно, латышский, но инспектора работают на обоих языках. Нет проблем. Они тоже хотят помочь. Дают адреса, планы. Другое дело, что водить бывшего заключенного за руку — у инспектора времени нету, а сам человек просто не умеет «правильно ходить». Тут бы волонтеры могли помочь, такие как мы могли бы…

Государству конечно нужно учиться делиться деньгами с негосударственным сектором. Деньги есть. И из Евросоюза деньги есть на разные программы. Надеюсь, что как-то сможем объяснить, что на государственные деньги делаем лучше государству. Мы работаем в этом направлении и видим понимание. Просто все не так быстро происходит, как хотелось бы. Очень все индивидуально по странам. У голландцев опыт интересный, тюрьмы пустуют. Однако, применим ли их опыт к нам? Не знаю.

Знаю только, что отношение общества менять необходимо. Чтобы не думали: «Ой, там звери за решеткой!» Там люди! Подавляющее большинство из них, я ведь хожу в тюрьмы, как копелан, разговариваю, не знают, как вырваться из этого круга.

Когда мы отремонтируемся — будет 20 клиентов в год.

Поможем что-то заработать, найти жилье. Но, пока сам не захочет жить нормальной жизнью — ничего не получится. Выбор за человеком. Мы можем только показать ему возможности.

У нас был плей-бек театр. Как они играли! Они не видели такого никогда! По сорок-пятьдесят лет прожили, а ничего не видели. Как дети!

Ояр С. (Полицейский с 30-летним стажем)

Знаешь, я «за». Я за то, чтобы не только мы ими занимались. И, по большомы счету, все равно, как там будет что называться. Пусть христианская, пусть мусульманская, пусть благотворительная, пусть общественная. Если они с улицы одного, двух, пятерых уберут — каждому по медали. Пусть подключаются люди. Они чего, они только, когда уже произошло все, кричат «Полиция! Полиция!». Не хотят сами, пусть денег дают тем, кто занимается. Потому что, я поймаю, осудят его, а через год, пять, десять он где? На том же месте он и тем же самым занимается. Мне это надо?А тебе? Людям это надо вообще? Такая вот ситуация…

«Литовские тюрьмы — это криминальные университеты».

В Литве всего 11 исправительных учреждений, из них четыре следственных изолятора, один из которых совмещен с тюрьмой строгого режима, одна колония (в Литве это называется исправительный дом) для несовершеннолетних, одна для женщин и шесть для мужчин, рассказала «Спектру» старший специалист отдела ресоциализации и пробации Департамента тюрем Аудре Мишейкиене. Есть больница для заключенных, а также четыре реабилитационных учреждения открытого типа при исправительных домах, так называемые дома на полпути на 20 человек каждый, которые готовят заключенных к УДО.

На конец первого полугодия 2018 года численность заключенных в Литве немного не дотягивала до 6 тысяч, в конце прошлого года их было почти 6700 (в том числе 331 женщина). Литва лидирует по удельному весу заключенных среди стран ЕС: 235 на 100 тыс жителей. В прошлом году реальный срок получили 275 осужденных за воровство, 179 за грабеж, за убийства — 163, за незаконный оборот наркотиков — 161. Большинство заключенных осуждены на срок 1-3 года. Аудре Мишейкиене сообщила «Спектру», что статистика рецидивизма не ведется: «Пару лет назад это было легче делать, потому, что одна колония у нас предназначалась для впервые осужденных, теперь этого разделения нет». Также, по ее словам, нет данных по этническому составу и языку домашнего общения. Всего 114 иностранцев сидят в литовских тюрьмах.

В исправительных домах заключенные живут в блоках типа общежития и перемещаются свободнее, чем в тюрьмах камерного типа: могут переходить из одной камеры в другую. Обеспечивать занятость обязано госучреждение под названием «Наши ремесла», но на нем работали в первом полугодии только 1243 человека, еще 1016 — внутри исправительных учреждений уборщиками, разносчиками еды и так далее. Однако у должников определенная часть заработков списывается. По этой причине многие избегают работы, говорит Мишейкиене, однако неуплата долга может стать причиной отказа в УДО. Можно получить среднее общее или профессиональное образование, это особо поощряется.

В учреждениях открытого типа 99% работающих, они имеют личный счет и содержат себя сами. В этих учреждениях их готовят к условно-досрочному освобождению без адаптационного периода. За последние годы условно-досрочно освобождались 25-27% заключенных, в последнее полугодие 24%.

Евгений Рыльсков, старший специалист в отделе ресоциализации и пробации: «Я знаю, что в Латвии, к примеру, законы более ориентированы на общественные работы, чем на тюремное заключение. Коллеги из Латвии рассказывали, что это не универсальный выход, поскольку осужденные имеют массу социальных проблем, страдают алкогольной и наркотической зависимостями, и такое наказание неэффективно. У нас общественные работы назначаются реже. Хотя и сейчас в Литве под наблюдением службы пробации людей находится больше, чем в Латвии.

В крупных городах на одного инспектора приходится от 50 до 100 клиентов. Первым делом сотрудник службы пробации совместно с клиентом составляет индивидуальный план ресоциализации. Для освобождающегося по УДО или осужденного с отложенным сроком оценивается риск совершения нового преступления и оценка криминогенных потребностей. «Если есть проблемы с поведением или мышлением, мы его уговариваем участвовать в когнитивной программе, — поясняет Рыльсков, — человека, например, учат, как избежать насилия в семье, как менять свое мировоззрение, преодолеть трудности общения в семье. Служба пробации сама своими силами не может обеспечить клиентам всех этих услуг, нам помогают социальные партнеры».

На что может рассчитывать освободившийся? В Вильнюсском районе он может получить на месяц бесплатный проездной. Если у него нет денег, он может получить единовременную выплату в 76 евро. На выходе из исправительного учреждения ему выдают билет до места, в которое он освобождается, одежду, продуктовый паек и адреса пунктов, в который он может обратиться за помощью. Если срок подошел к концу, а жить негде, они могут обратиться в католическую благотворительную организацию Caritas или гражданскую НГО «Организация помощи заключенным». Но сотрудники департамента признались: «Дружим мы больше с Caritas».

Единственная НГО, целенаправленно занимающаяся помощью бывшим заключенным, найденная «Спектром» в Литве — это «Литовская организация помощи заключенным». Уже 27 лет в ней бессменно председательствует юрист Йонас Сташинскас. Она соседствует на улице Панерю с уже упомянутой Caritas. Сташинскас признается, что с католиками-благотворителями у него периодически происходят споры по поводу бессистемности оказываемой бывшим заключенным помощи, попадающим к ним в категории бомжей. Его собственный центр представляет собой несколько рядов мастерских, учебных залов, библиотеки.

«В литовской пенитенциарной системе сейчас происходит настоящий переворот, — рассказывает Сташинскас, — Генеральная прокуратура совместно с Бюро уголовной полиции провела расследование в исправительной колонии Правенишкес и обвинила ряд лиц в организации преступного объединения. Окружной уголовный суд Вильнюса уже рассматривает это дело, скоро вот-вот начнутся заседания. К обвиняемым применили закон, принятый около десятка лет назад, аналоги которого в других странах, например, в Италии, применяются для борьбы с мафией: если человек, не будучи виновным в убийстве, признает свою вину, свидетельствует против подельников, идет на сделку со следствием, его освобождают. Иначе нельзя разрушить мафиозную структуру. Это очень тяжелая статья: максимальное наказание до 20 лет или пожизненное заключение».

Следствие в исправительном доме на 2 тысячи человек недалеко от Вильнюса велось несколько месяцев. По делу «Правенишкской мафии» арестованы 16 человек, в том числе старший инспектор тюремного отдела криминальной разведки. Они обвиняются в убийствах, пытках и изнасилованиях, распространении наркотиков, вымогательствах и множестве других преступлений. Утверждается, что организаторы продвигали свои собственные правила поведения субкультуры преступного мира, полностью игнорируя официальные нормы исправительного учреждения.

«Вы понимаете, что такое преступное объединение, которое действует в тюрьме?! — восклицает Йонас Сташинскас, — Наша пресса сейчас так и пишет: заключенные овладели тюрьмой. Это редчайший случай. Бывает, что тюрьмы захватывают вооруженные люди. Они держатся обычно не больше недели. Следствие зафиксировало существование этого объединения в течение 6 лет, с 2011 по 2017 годы, но оно действовало и раньше».

Йонас Сташинскас утверждает, что такая ситуация стала возможна из-за того, что систему на уровне департамента тюрем и минюста пронизали коррупционные отношения. Масштабная коррупция в Департаменте тюрем вскрылась в 2017 году, в результате скандала вынуждена была подать в отставку министр юстиции и была уволена директор Департамента тюрем. Однако Сташинскас говорит, что расследование в Правенишкес не началось бы, если бы в 2016 году не сменился бы кардинально состав правящей коалиции.

«Чиновники якобы управляют, получают зарплаты из казны, — рассказывает Сташинскас, — а по существу заключенные, высшая тюремная каста, имеют право решать все основные вопросы своей жизни. Элита, человек двадцать, имеет отдельные камеры, в неограниченном количестве алкоголь, наркотики, к ним приходят женщины. Нам звонили из Норвегии по поручению одного «мафиози», живущему там вместе с семьей и попавшего в тюрьму, и просили ходатайствовать о его экстрадиции на родину. Вы можете себе представить, что могло бы заставить заключенного предпочесть литовскую тюрьму норвежской?» Однако, как только закон позволяет представителю тюремной элиты выйти по УДО, его освобождают, обеспечивая лучшими характеристиками, в то время как другим приходится досиживать срок до конца, замечает юрист.

Сташинскас говорит, что 50% преступников, отбывающих наказание в литовских тюрьмах — рецидивисты. Некоторых осуждают по 15-20 раз.

«Авторитеты» сеют в нижних слоях тюремного населения и свою идеологию: работа «позорна».

«В наших тюрьмах нет никакой ресоциализации, — говорит он, — вместо нее происходит криминализация». Вместо того, чтобы препятствовать совершению преступлений, заключение способствует их совершению, объясняет юрист. Среди источников доходов тюремной мафии — вымогательство у новичков, вынужденных под угрозами избиений перечислять деньги в «общак»: «бугор» — начальник карантина, в котором новенькие проводят два-три месяца,
— обещает охрану, хорошие условия, а дальше жестко: дает банковский счет, мол, звони, пиши, чтобы перевели деньги». Другой источник доходов — телефонное мошенничество в промышленных масштабах и организация преступления силами исполнителей на воле.

В сложившемся положении Йонас Сташинскас винит руководство страны, которому не хватило политической воли реформировать унаследованную от Советского Союза пенитенциарную систему: «В советской «зоне», в которой заключенные жили в огромных общих корпусах, тоже существовала кастовая система, но она не имела такого масштаба:

утром все встали, перешли из жилой зоны в рабочую и выполняют план.

Вечером обратно в жилой барак. Теперь работы не хватает, и все сидят в жилой зоне. Литва стала независимой, но люди-то остались, «воры в законе», традиции, «понятия». Чем заключенные в бараках занимаются в отсутствие работы? Они только и делают, что «базарят» о том, как совершить преступление и уйти от наказания. А когда срок подходит к концу, они обращаются к элите, которая руководит преступными группами на воле, причем не только на родине, но и за границей, в Западной Европе. Они «работают» «торпедами», провозя контрабанду через границу, или пополняют банды, обворовывающие торговые центры на Западе. Мы считаем, что литовские тюрьмы — это криминальные университеты».

Неудивительно, что администрация тюрем весьма неохотно пускала внутрь добровольцев: не нужны были лишние глаза в системе, в которой действуют преступные порядки. Даже и сейчас волонтеров в тюрьму пускают только в рабочее время, при том что все они работают где-то на основной работе. «Мы организовали проекты с европейским финансированием и в партнерстве со всеми тюрьмами, согласно которому желающие освободиться условно-досрочно могли приходить в наши мастерские работать, — рассказывает Сташинскас, — Но не смогли преодолеть воровские “понятия”: заключенные не хотели приходить работать. Я писал в департамент письма, просил ввести правило, чтобы комиссия по УДО учитывала отказ при вынесении решения, но напрасно. Я и нашему министру говорил, что нормальную систему чисто механически невозможно подключить к ненормальной. Мы реализовали проект с большим трудом и больше не стали пытаться. Мы очень заинтересованы в переменах, поскольку мы как общественная организация в нынешней ситуации работать нормально не можем. Ждем, когда они откроют ворота, чувствуем, что будем, наконец, полезны системе».

Новое руководство, по словам Сташинскаса, предпринимает вполне успешные попытки перехватить власть в тюрьмах. Однако он считает, что без переселения заключенных из общежитий в камеры, без расширения системы адаптации в «домах на полпути» радикальных изменений ситуации ждать не приходится.

Эстония: «Мы сломали систему понятий»

В Эстонии 210 заключенных на 100 тысяч жителей. В трех эстонских тюрьмах (в Тарту, Таллине и Виру) в прошлом году содержались около 2800 заключенных, из них около 130 женщин. В основном сидят за преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков и воровством, средний реальный срок — год и десять и месяцев. Под уголовным надзором находится более чем в полтора раза больше человек. Для половины заключенных родным языком является русский, для 40% — эстонский. Примерно 10% иностранцев.

Такие данные привел «Спектру» сотрудник минюста Эстонии Станислав Солодов. Они несколько отличаются от текущих данных Института исследований в области уголовной политики (ICPR): 195 на 100 тысяч, всего 2575.

Эстония реформировала свою тюремную систему: во всех трех тюрьмах есть закрытые, в основном, камерного типа, и открытые части. Получить более детальную информацию об устройстве пенитенциарной системы, в частности, службы пробации, нам не удалось: полутора переговоры с пресс-секретарем минюста Леаникой Либеон об интервью с ответственными чиновниками, попытки связаться с ними лично результата не дали, на высланные по просьбе Либеон вопросы нам не ответили.

Станислав Солодов единственный согласился на интервью. Он руководит проектом помощи людям, освободившимся из тюрьмы. Общие затраты — 1,8 млн евро. На эту сумму планируется обслужить 700 заключенных за четыре года: из примерно полутора тысяч человек, выходящих на свободу из эстонских тюрем каждый год, чуть более 10% могут рассчитывать на поддержку. Проект длится уже 3,5 года и на 85% финансируется Европейским социальным фондом. Минюст заключил договоры с четырьмя НКО, два из них предоставляют бывшим заключенным временное размещение в трех местах поселения, два — услуги менторов, которые называются в Эстонии «опорные лица».

Процесс начинается за полгода до освобождения и продолжается полгода после него. Тюремный чиновник оформляет официальный запрос в НКО, и через него заключенный знакомится со своим ментором. Упор в информационной кампании делается на сотрудников тюрем, контактирующих с заключенными, особенно на этапе освобождения. Для заключенных напечатаны брошюры и буклеты. В отдельных случаях используется помощь СМИ. К примеру, на юге Эстонии жители выступили против открытия дома для размещения бывших заключенных. «Мы дважды устраивали серьезные дебаты с людьми, с органами самоуправления, ездили на место, объясняли, разговаривали, но ничего не добились», — рассказывает чиновник.

В Эстонии по выходу из тюрьмы человек может рассчитывать на компенсацию затрат на дорогу до дома, а по приезду туда — на небольшое пособие от муниципалитета. «Оптимальный вариант встать на учет на биржу труда и получать пособие по безработице, — говорит Солодов, — но основная масса обитателей тюрем не привыкла общаться с чиновниками, часто ненавидит всех, кто связан с государством, от полицейских до социальных работников, и без ментора до биржи не дойдет. Спроси у него, что он будет делать после освобождения, он ответит, что найдет какую-нибудь работу. Однако в беседе обнаруживается, что он никогда в жизни легально не работал, или работал давно, навыки утратил или не имел никогда». Не способствует ресоциализации и слабая занятость в тюрьмах: некоторые в неделю отрабатывают всего пару часов, восемь человек из десяти не заняты активной трудовой деятельностью. Более половины страдают наркотической и алкогольной зависимостями.

Многие обременены долгами. «Человек сворует материалы со стройплощадки, сломает забор, нанесет фирме ущерб в размере 10 тысяч евро, — приводит пример чиновник, — Фирма подаст на него в суд и взыщет эту сумму. Плюс судебные издержки».

Именно поэтому, выйдя из тюрьмы, люди не стремятся на легальный рынок труда. В лучшем случае находят работу, за которую платят в конверте.

Государственные механизмы регулирования задолженностей в Эстонии довольно жесткие, и это касается не только заключенных, признает Солодов. Есть закон о личном банкротстве, но он настолько неудобен, что используется только в крайнем случае. Однако ментор, тем не менее, должен попытаться мотивировать подопечного «выйти из тени» и начать расплачиваться с долгами.

В Эстонии около половины однажды попавших в тюрьму возвращаются в течение нескольких лет. Самая высокая доля рецидивов среди тех, кто освободился по окончанию срока: в течение года 48% — 50% из них попадают на допрос по новому уголовному делу в качестве подозреваемых. Однако люди из группы наивысшего риска, которые пользуются услугами менторов, снова совершают преступление только в 39% случаев. «Расчеты я проводил сам, — говорит Станислав, — этот показатель внушает оптимизм, однако он хуже ожидаемого результата: мы поставили своей целью снижение рецидивизма до 30%».

Центры временного размещения различаются по размерам и концепции: один из них занимает этаж в пятиэтажном панельном доме, другой — двухэтажный жилой дом, третий представляет собой целый поселок. Некоторые занимаются реабилитацией бывших заключенных в стационарном режиме, другие предлагают адаптацию, и режим в них более свободный. Ежемесячно они принимают по 3-5 новых жителей, а всего в течение месяца там находятся 20-25 человек. В каждом работают консультант по задолженностям, психолог и другие. Задача их обитателей — найти работу и жилье. «С работой, насколько я понимаю, проблем ни у кого не возникает, — говорит Станислав Солодов, — А вот найти себе жилье к концу полугодия в Таллине, Тарту, Пярну, где недвижимость дорога, довольно сложно».

Менторы являются волонтерами в том смысле, что это занятие не является для них основным, однако они получают почасовую оплату и компенсацию транспортных расходов. Среди них есть, по словам Солодова, бывшие работники тюрем, криминального надзора, люди с социальным образованием. Однако и люди с опытом по другую сторону решетки.

Один из социальных партнеров минюста, «Балтийский институт предупреждения преступности и социальной реабилитации», основан в 2000 году и занимается помощью заключенным и реабилитацией зависимых. Социальной поддержкой заключенных руководит Эва Упрус. Она рассказывает: «Примерно 30% наших менторов сами за плечами имеют тюремный срок, у других сидели родственники или друзья, то есть, 70% волонтеров получили тот или иной опыт, связанный с тюрьмой. Мы начинаем работать с людьми в тюрьме и пытаемся продолжить после того, как они выходят из нее, потому что они возвращаются в общество, частью которого, как говорят многие из них, они никогда не были, и это сложно для них. В большинстве случаев этим людям негде жить, они утратили контакт с семьями или никогда не имели дома и поддержки семьи. Менторы проходят тренинг, который мы организуем в сотрудничестве с тюрьмой местными муниципалитетами. Они знают, в какие организации можно направить подопечных за помощью. Они также учатся проводить мотивирующие интервью, способствовать формированию у них социальных навыков, у них есть базовые знания психологии, духовной поддержки людей, они знают законодательство, могут помочь найти дополнительный доход и получить поддержку государства. Но все это они стараются делать так, что клиент сохраняет или наращивает независимость во время процесса». Далеко не все готовы продолжать сотрудничество по выходу из тюрьмы. «Это сложная среда: в Эстонии 80% людей, которые побывали в тюрьме, когда-либо в нее возвращаются, поэтому мы не питаем иллюзий, — признает Эва Упрус, — но иногда между ментором и его подопечным складываются теплые приятельские отношения на годы».

Пока организация участвует в проекте, она можем платить волонтерам, говорит Эва, но так было не всегда, и возможно, через год, после окончания проекта, им снова придется работать на голом энтузиазме. Добровольцев искали через церкви, университеты, просто по объявлениям в Фейсбуке. «Мы постоянно встречаемся и организуем конференции — говорит Эва, — Мы известная организация в нашей сфере, и люди нас находят достаточно легко, но главная проблема состоит в том, как удержать их, мотивировать, потому что многие интересующиеся обнаруживают, что эта работа очень тяжелая, и не находят в себе силы продолжать. Однажды мы провели обучение целого университетского курса социальных работников, и ни один из прошедших его так и не начал работать. Один раз после тренинга сходили в тюрьму и решили, что это не для них».

С подопечными подписывается своего рода протокол о намерениях, который предполагает, что обе стороны, как ментор, так и клиент, в случае, если что-то пойдет не так, могут прекратить процесс. Эва поясняет, что ментор не официальное лицо: не чиновник, не социальный работник, и это снижает предубеждение. Возможно, взаимодействие не всегда происходит нежно, говорит она, но ментор должен стараться проявлять терпение, потому что люди, находясь в тюрьме, подвергались насилию, у них возникали различные проблемы с чиновниками, с системой, государством.

Один из представителей сети менторов-волонтеров, действующей по всей стране, житель Тарту Игорь Штуц, рассказывает: «Если запрос поступил от русскоязычного заключенного в южной Эстонии, скорее всего, он попадает ко мне. Я через координатора получаю имя, фамилию и его дело, и иду на первое собеседование. Чаще всего люди обращаются за помощью, потому что им некуда освобождаться. Если есть куда, они строят собственные планы. Обязательное условие условно-досрочного освобождения — наличие конкретного местожительства, пусть временного, которое может предоставить негосударственная гражданская или христианская организация. Вторая проблема — погашение долгов. Достаточно редко человек просит помощи, потому что действительно боится опять пойти по старой дорожке. Если человек освобождается в Таллин из Тартуской тюрьмы, я узнаю о его нуждах и после освобождения передаю другому ментору — если он выходит на контакт после освобождения».

Судебные исполнители, которые пишут работодателям грозные письма с требованием перечислить им все деньги должника сверх установленного прожиточного минимума в 170 евро, создают большую нагрузку на бухгалтерию, говорит Игорь Штуц, поскольку требуют отчетов, и каждого такого работника приходится «считать» отдельно. Поэтому на работу должников берут неохотно. «Мы нашли такого работодателя, который соглашается на всю эту канитель», — говорит волонтер, — В прошлом году ужесточили закон, и банк списывает автоматически 20% от любой суммы сверх прожиточного минимума, мы не можем договориться о другом графике. А ведь у человека задолженность за квартиру, за то, за это, со здоровьем проблема: пенсию по инвалидности редко кому дают, а люди больные освобождаются. Ему нужно лекарства оплачивать, врача, а он даже еще на работу не устроился.

И если он даже начнет чуть-чуть зарабатывать, у него большую часть денег заберут».

Ментор — это не чиновник, подчеркивает Игорь, он не облечен ответственностью и не может брать на себя ответственность за человека и его поступки. «Мы фактически ни на что не можем повлиять, — сетует он, — Ко мне люди приходят в программу в адаптационный центр. Это христианская программа на базе некоммерческой организации, она официально утверждена, город даже дал нам четыре квартиры под это, весь первый этаж социального дома. Вот человек освобождается условно-досрочно, суд назначает уголовное наблюдение и участие в программе. Мы пристроили его на работу, он проходит там испытательный срок, а государственный надзиратель ему велит еженедельно отмечаться в рабочее время. Мы просить сдвинуть время, ведь любое его отклонение от нормы сразу будет нами отмечено, и он получит от нас информацию. Но чиновник не хочет сотрудничать».

Путь Игоря к волонтерству лежал через веру в бога. В 1997 году он впервые получил срок, пережил внутренний кризис, встретил единомышленников. По словам Игоря, волонтеры в тюрьме появляются в основном через особую структуру при минюсте — тюремный капланат. В штате эстонских тюрем служат http://baznica.info/article/gosudarstvennomu-tyuremnomu-sluzheniyu-v-e/ священники-капелланы всех христианских конфессий страны. Выйдя в 2000-м, окончил библейскую школу и стал служить и работать в одной из крупнейших ныне реабилитационных систем «Поселок надежды». Однако затем он, по своему признанию, «впал в духовную спячку», в жизни появились проблемы, которые снова привели его обратно на криминальный путь, связанный с наркотиками, и он снова оказался в тюрьме, освободившись только в 2011 году. В начале 2000-х министерство только начинало вводить всевозможные системы реабилитации и адаптации. «Я не слышал, чтобы кто-то здесь говорил: я не могу к тебе обратиться, потому что это не по понятиям — говорит Игорь, — Мы сломали эту систему».

Сообщение Балтика по понятиям появились сначала на Кода.

Тут можно заподозрить распространенную в среде стартапов пиар-трескотню (если ты не уникален, то что ты здесь делаешь? Следующий!), но кое-что придает словам предпринимателя дополнительный вес.

В частности, большой «иконостас» на стене офиса с логотипами некоторых компаний, купивших хотя бы один Catchbox — названия такие, что хочется вытянутся во фрунт и отдать честь. Плюс видимые в Регистре предприятий результаты: за несколько лет одноименное ООО — небольшая компания, никогда не привлекавшая внешних инвестиций, — выросло до 2,7 млн. евро оборота и, судя по всему, рассчитывает еще ускорить рост.

Catchbox продает сам себя

Что же они такое делают?

Catchbox — мякгие микрофоны, которые можно и нужно бросать: на конференциях во время «вопросов-ответов», в аудиториях вузов, на совещаниях в больших компаниях. Утверждается, что с этим странноватым устройством общение с публикой становится куда более бодрым.

Финансовый директор ООО Catchbox Алексей Колпаков подтверждает: «Я участвовал во многих конференциях, так что могу сравнивать. Разница совершенно точно есть — с нашим микрофоном люди в аудиториях задают вопросы, высказываются намного, намного чаще. Появляется элемент игры, атмосфера становится более легкой, слушатели намного легче вовлекаются в диалог.

Да и многим просто интересно поймать Catchbox и проверить его в деле».

По его словам, необычный  продукт во многом продает сам себя: люди видят летающий микрофон на конференциях, им становится любопытно, что же это такое, и они приходят на сайт компании.

Мягкие микрофоны из Риги расходятся по всему миру. И регулярно залетают в офисы глобальных корпораций.

«Первым клиентом из таких больших компаний стал Evernote. Потом появились Facebook, Google, Amazon, eBay, FedEx, Bayer, Гарвард, Стэнфорд. Мы однажды подсчитали, что у 40% компаний из списка Fortune 500 есть хотя бы один Catchbox (у некоторых — десятки и даже сотни)», — рассказывает об успехах Микелис. Мягкие микрофоны есть у NASA, LinkedIn, BASF, HBO, Всемирного фонда защиты природы, и число крупных клиентов продолжает расти, многие сами приходят к Catchbox.

Catchbox покупают и огромные корпорации (см. выше), и совсем маленькие фирмы, и работающие сами по себе тренеры. Отдельный сегмент — компании, поставляющие аппаратуру для мероприятий, которые помогают продвижению бренда едва ли не лучше, чем любая оплаченная реклама.

Лекарство от скуки

Собственно, сам продукт появился потому, что учившийся на инженера-электронщика в Университете Аальто Микелис Студерс вместе с финскими однокашниками Тимо Кауппилой и Пыры Таанилой однажды обратили внимание, насколько неудачными получаются «вопросы-ответы» во время лекций и вообще занятия, где предполагается вовлечение в диалог студентов.

Не то чтобы в вузе в Хельсинки это было организовано как-то особенно плохо . Нет, все как обычно: кто-то в аудитории поднимает рук — ему несут микрофон, поднимает руку следующий — микрофон отправляется к нему, третий — и так далее. Между репликами повисают паузы, не очень бойкие ораторы, дожидаясь, теряют мысль или само желание высказаться на публику.

«Это привычно, это медленно и это скучно, — говорит Микелис. — В какой-то момент мы подумали: а что, если бы микрофон можно было бросать? Это явно было бы быстрее и веселее.».

Будучи инженерами, компаньоны сформулировали, каким должен быть невиданный продукт. Вес — не слишком легкий, чтобы можно было кинуть, не слишком тяжелым, чтобы не травмировать в случае неудачного попадания в спикера. Материал — достаточно мягкий. Размер и форма — такие, чтобы поймать мог самый неспортивный человек (на этой стадии компаньоны скупали в местных магазинах всевозможные мягкие игрушки, чтобы на практике проверить удобство той или иной формы).

В результате появилось решение: легкая капсула с микрофоном и беспроводным передатчиком цифрового сигнала вставляется в мягкую кубическую оболочку  (по словам Микелиса, куб ловить сподручнее, чем мяч, и он не закатится между рядами при падении на пол) и фиксируется там магнитом. А чтобы гарантировать отсутствие шума во время броска, микрофон снабдили датчиком движения. Это было в 2012 году.

Молодые предприниматели попали в акселератор Summer of Startups, опробовали первые Catchbox в своем университете и получили отличные отзывы, через свой сайт собрали предзаказов на 100 000 евро. Когда счет изготовленных собственноручно летающих микрофонов пошел на сотни и выполнение заказов стало съедать все время, поняли, что надо двигаться дальше — собирать команду и открывать производство.

Слово предоставляется всем

Так в 2014-м Catchbox в виде одноименного общества с ограниченной ответственностью оказался в Риге. В Финляндии осталась материнская Trick Technologies Oy, а вся практическая деятельность бизнес-проекта переехала в Латвию.

«Финны, когда хотят сделать что-то подешевле, обычно смотрят на Эстонию. Но мне удалось убедить компаньонов, что это не такой уж хороший вариант: там у нас нет никаких контактов и начинать придется совсем с нуля. А в Латвии, по крайней мере, понятно, куда, к кому и по каким вопросам можно обращаться», — вспоминает Микелис.

Производство в Риге удалось запустить в 2015-м. Сегодня в помещениях бывшей швейной фабрики (точнее, существующей, но сильно ужавшейся) 30 человек шьют чехлы, печатают логотипы, собирают микрофоны, разрабатывают новые продукты (как раз в июле запускают новый — с собственной беспроводной подзарядкой), работают с клиентами, пишут и реализуют маркетинговые планы, стратегии и др.

На вопрос, чья же это компания — латвийская или финская, Микелис отвечает: «Европейская». И рабочую среду в компании выстраивает соответствующим образом. Внутренняя документация — на английском, устная коммуникация — на латышском, так как для 90% команды он является родным; при этом, по словам предпринимателя, в Catchbox не допускается  дискриминация по какому бы то ни было признаку и у каждого сотрудника есть право голоса.

«Языкового барьера у меня нет, поэтому мне тут очень комфортно: коллектив подобрался удачно — общаться здесь очень легко и даже насчет политических пристрастий мы можем подшучивать друг над другом, не боясь, что это приведет к конфликту», — замечает Алексей.

К легкому общению располагает сама рабочая среда и упомянутое Микелисом право голоса. «Каждый понедельник мы все собираемся на четверть часа, и каждый может поделиться чем-то, что считает важным: личным достижением, наблюдением, обнаруженной проблемой в рабочем процессе, предложением, как какой-то этап сделать более эффективным. И нет такого, что начальство говорит, а остальные просто внимают: слово предоставляется абсолютно всем, и все коллеги в большей или меньшей степени пользуются возможностью высказаться», — говорит финансовый директор Catchbox.

«Ксерокс» среди летающих микрофонов

К началу 2018-го число проданных Catchbox’ов достигло 16 тыс, из них 10 тыс — результат прошлого года, а в нынешнем компания рассчитывает продать уже 20 тысяч экземпляров. Говорят, планка на этот год установлена довольно высоко, но она достижима.

Впрочем, долгосрочная цель команды куда более амбициозна: установить мировой стандарт в том, что касается вовлечения аудитории, и сделать само название Catchbox именем нарицательным для бросаемых микрофонов (как «ксерокс» для копировальных аппаратов). Тем более, что в Америке и Европе у финско-латвийской компании, похоже, уже появились последователи. Возможно, проблески этого светлого будущего видны уже сейчас: по словам Колпакова, на западе в некоторых мероприятиях сессии вопросов и ответов уже называют Catchbox session.

«Это вообще очень приятно — видеть, что продукт, к которому ты сам имеешь непосредственное отношение, реально работает и работает так, как задумано. Понимаешь, что не зря тратишь время, а отсюда — дополнительная мотивация», — поделился он.

Сообщение Google и Facebook подбрасывают микрофоны из Латвии появились сначала на Кода.

Игры — это серьезно

2 миллиарда людей играют в игры. Не в иносказательном смысле, а в самом что ни на есть буквальном. Стреляют по зеленым свиньям злобными птичками, освобождают захваченных террористами заложников, строят города, спасают постапокалиптическое поселение от засухи, а мир — от нависшей над ним угрозы, колонизируют Марс, в компании с незнакомыми людьми идут зачищать подземелья от драконов, участвуют в эпических танковых, воздушных и космических сражениях. Конечно, не все они считают себя геймерами, многие говорят «Я просто убиваю время». Но факт то остается фактом: они играют.

Если вы еще думаете, что это все как-то несерьезно, вот вам еще несколько фактов:

• По оценкам консалтинговой компании Newzoo, глобальные доходы от продажи игр в 2017-м составили 121,7 млрд. долларов. Для сравнения: выручка кинотеатров от продажи билетов в том же году составила 40,6 млрд. долларов. Также Newzoo прогнозирует, что в 2021-м доходы от игр превысят 180 млрд долларов. Другая компания, Grand View Research дает более консервативную оценку: в 2016-м — 97,8 млрд (), в 2025-м — 171,9 млрд долларов.

• Киберспорт (организованные соревнования по компьютерным играм) стал вполне профессиональным занятием. В России в 2016-м его в включили в реестр официальных видов спорта Российской Федерации; в 2014-м открытие чемпионата по League of Legends в Южной Корее выглядело, как важнейший футбольный матч, а включение киберспорта в олимпийскую программу уже не воспринимается как бред, а обсуждается на уровне МОК.

Самая большая база в мире

В общем, если коротко, это огромная индустрия с огромной аудиторией. Ей посвящено множество изданий и интернет-ресурсов, но, как говорит Гаджи Махтиев (владелец одного из старейших игровых порталов в России AG.ru и популярного Kanobu.ru), до сих пор ни один из них не сумел создать свою глобальную базу. «У любой другой большой развлекательной индустрии такая база есть. В кино это imdb, в книжной — Goodreads, в музыкальной — Spotify», — приводит он примеры.

Его новый проект RAWG со штаб-квартирой в Вильнюсе призван закрыть этот пробел и со стать тем же, чем imdb является для кино- и телезрителей.

Впрочем, пока «штаб-квартира» существует скорее юридически, чем физически. Офис действительно есть, но он еще не обставлен, интернет не проведен. Поэтому никаких зарисовок с рабочего места, которые были бы естественны в нормальном репортаже, здесь не будет: разговор о новом глобальном цифровом проекте проходит в небольшом кафе Chaika.

Сейчас в базе RAWG есть записи о 57 000 игр, до конца следующего года она должна разрастись до 200 тыс, и тогда это будет означать, что самая большая тематическая база в мире действительно построена.

«Но база сама по себе не является самоцелью, хотя она и составляет ядро нашего проекта: на ее основе мы строим рекомендательный сервис, размывая границы между платформами», — отмечает автор идеи.

Дело в том, что большие игровые платформы (для ПК это Steam, для приставок — Playstation и Xbox, плюс мобильные Android и iOS) существуют как несообщающиеся сосуды. Steam предложит вам массу вариантов развлечения, но только те, что существуют внутри него самого — он никогда не посоветует обратить внимание на вышедшую на Xbox игру, а Xbox ничего не расскажет о новом хите для Playstation.

RAWG должен решить эту проблему: регистрируясь здесь, вы можете дать сервису доступ к общедоступным данным своих учетных записей на разных платформах (каждая из которых собирает сведения, во что и как играют члены их сообщества) — тот проанализирует доступные данные, узнает о ваших предпочтениях чуть больше, чем каждая эта платформа по отдельности и даст предположительно заслуживающий доверия совет, на какую еще игру стоит обратить внимание.

На что потратить сто часов

«Это будет такая смесь энциклопедии и книжной полки. Энциклопедическая часть — это собственно база игр: здесь вы сможете сразу увидеть и безоценочную техническую информацию (разработчик, издатель, год выпуска, жанр, краткое описание), скриншоты, и опубликованные непосредственно у нас рецензии пользователей, и ссылки на сторонние ресурсы — например, на youtube, где можно посмотреть на сам игровой процесс, на дискуссии на reddit и пр.

А книжная полка — это информация о том, во что вы играли сами, которую вы даете, предоставляя доступ к своим учетным записям на платформах Steam, Playstation и Xbox или вводите вручную непосредственно у нас. Эту полку вы можете показать ее своим друзьями, если те спрашивают, на что стоит потратить время, а мы по ее содержанию поймем, какие не вошедшие в нее игры вам могут быть интересны», — описывает основную идею ответственный за пиар Артурас Румянцевас.

Стоит учесть, что типичный геймер — это не школьник и не студент вопреки общепринятому представлению. По крайней мере, в США статистика показывает, что чаще всего это человек в возрасте старше 31 года — у него есть доход, у него есть семья. И, соответственно, у него с точки зрения геймерства основная проблема — время.

По словам Махтиева, решая, что посмотреть, человек, времени тратит не меньше, чем на просмотр: изучает трейлеры, рецензии, слушает отзывы друзей, читает обсуждения в соцсетях и в конце концов решает, стоит ли провести вечер за этим фильмом или за каким-то другим — в кино или дома.

А с играми все еще сложнее. Во-первых, стоимость игры может достигать 50–60 евро/долларов — достаточно много, чтобы неудачная покупка вызвала острое недовольство. Во-вторых, на прохождение больших и сложных игр может понадобится часов сто. Поэтому способность сервиса дать верную рекомендацию, на что потратить эти деньги и время, может иметь вполне реальную ценность. Кроме того, как ожидается, пользователи благодаря системе персонализированных советов будут чаще узнавать о стоящих играх, которые обычно проходят мимо них из-за отсутствия достаточного рекламного бюджета.

«Скажем, мы видим, что вы предпочитаете ПК, что вы предпочитаете фото-реалистичные шутеры от первого лица типа Battlefield или Call of Duty, при этом мы знаем, что на iOS вышла игра, по каким-то параметрам — картинке, игровому процессу, теме — на них похожая, но которую вы можете пройти намного быстрее, и мы вам ее посоветуем. Причем, в отличие от платформ, мы это сделаем бескорыстно: платформы заинтересованы продать вам следующую игру, а мы просто хотим, чтобы вам было интересно», — объясняет Гаджи ценность сервиса для пользователя.

Для этого будут использоваться как элементы машинного обучения по итогам обработки упомянутых аккаунтов с больших платформ, так и та информация, которую генерирует само сообщество RAWG : любой желающий может здесь не только «складировать» информацию о своих играх, но и писать рецензии, ввязываться в дискуссии, сравнивать свои предпочтения с другими участниками. Причем, система будет в первую очередь показывать рекомендации и отзывы пользователей, чьи препочтения похожи на ваши. Что логично: любители квестов могут плохо оценить тот же шутер просто потому, что это не их жанр, поклонники эльфийского фэнтези вероятно не оценят постапокалиптический сеттинг.

Должен полететь

Пока RAWG находится на стадии бета-тестирования, это сообщество по меркам потенциально глобального проекта невелико: всего несколько десятков тысяч человек — ранних энтузиастов, которые узнали о RAWG по публикациям в западных и российских СМИ. Но уже этой осенью, как говорит Артурас Румянцевас, набор функций — например, для редактирования информации об играх — существенно расширится, будет введена система поощрений.

«Судя по комментариям, многие действительно давно ждали, когда появится такой сервис. Нам пишут люди в социальных сетях — поздравляют, поддерживают, советуют. Пресса хорошая. Многие говорят, что это действительно проблема — найти игру по душе и еще что нет нрормального способа отслеживать, кто над какими играми работает. Все знают артистов, режиссеров, операторов, композиторов, музыкантов. А геймдизайнеров — почти нет. Хотя игры сейчас — такое же искусство, как кино, и роль личности там очень существенна. И в целом ощущение такое, что с официальным запуском наш проект должен полететь» , — поделился Артурас.

Года через три здесь рассчитывают иметь около 10 млн. уникальных пользователей в месяц, хотя, по оценке Гаджи Махтиева, сервис начнет зарабатывать намного раньше. В основном на рекламе, продажа которой начнется этой же осенью. Помимо обычных имиджевых кампаний RAWG, зная о предпочтениях пользователей, сможет предлагать издателям куда более четко направленные сообщения. К примеру, такую таргетированную рекламу какой-нибудь новой РПГ покажут тем, чьи профили свидетельствуют об интересе к этому жанру (за плечами — Fallout, Arcanum, Dragon Age, Elder Scrolls), но не будут тратить деньги заказчика, подсовывая ее поклонникам Super Mario.

Упомянутая система поощрений — дополнительный способ привлечь аудиторию и обеспечить активность. Она означает, что за определенные действия — от чисто геймерских подвигов (например, за победу над несколькими сложными боссами) до создания контента (за участие в наполнении базы игр, написание рецензий, внесение конструктивных предложений по развитию проекта и пр, но это на более поздней стадии) — пользователи будут получать какое-то количество токенов, виртуальных «фишек».

Их можно потратить как на физические и виртуальные предметы партнеров RAWG (среди них — Game Insight, Gaijin Entertainment и Wargaming), так и просто конвертировать в какую-нибудь критповалюту, а потом обналичить. «Вряд ли для взрослого работающего человека это станет важным источником дохода, но как приработок для молодежи на летних каникулах — почему бы и нет?», — рассуждает Гаджи.

Приобретаемые через криптобиржи токены понадобятся и рекламодателям, которые, как ожидается, станут основным источником дохода «IMDB для геймеров»: оплаченная с их помощью кампания будет стоить в среднем на 30% дешевле, чем за «обычные» доллары или евро. Продажа токенов начнется осенью, но уже сейчас команда RAWG получила заявки на сумму в 5 млн. долларов. Полученные таким образом деньги будут потрачены на развитие социальных функций внутри RAWG, собственно системы рекомендаций и пр. Помимо этого проект еще на ранней стадии привлек около 2 млн. долларов от группы инвесторов, куда вошли ключевые люди и организации игростроя в СНГ, включая Игоря Мацанюка и Wargaming.

Пока есть только английская версия, но уже до конца следующего года разработчики собираются ввести локализацию на испанском, немецком, русском и французских языках. А еще через пару лет RAWG может заговорить и на китайском, японском и корейском, если к тому времени удастся найти партнеров для работы на соотвествующих рынках.

Вильнюс — это удобно

При этом основная команда пока находится в России, головное предприятие в Вильнюсе, один человек работает из Каунаса, один из Риги. Часть москвичей скоро переберется в Литву, но это по желанию.

«В Вильнюсе удобно, потому что город компактный — можно легко встретиться с и за прогулкой обсудить какой-нибудь вопрос, что в Москве, к примеру, сделать практически невозможно. Там ты сразу вываливаешься в очень шумное пространство. Все время в движении, в состоянии повышенного тонуса. Наверное на стадии готового продукта, когда все движется более менее по накатанной и надо сохранить фокус, это хорошо, а в нынешнем нашем состоянии, когда нужно больше креатива, вот этот чуть расслабленный комфорт подходит лучше.

Ребята приезжали сюда, мы все пообщались, погуляли, дальше они должны принять решение. Многим понравилось. Если хотят, переезжают, если нет, — остаются работать у себя в городе. Нет такого, чтобы кто-то должен был каждый день ходить в офис. Но если кому офис нужен, вот пожалуйста — будет здесь», — говорит Гаджи Махтиев.

Сообщение RAWG: IMDB для геймеров появились сначала на Кода.

В мае Red Dot Award обнародовал названия очередных лауреатов своего супер-престижного конкурса, и среди них — Atlas Dynamics, чей дрон Atlas Pro теперь может носить лого Red Dot Award Winner. В двух словах это значит, что жюри, оценив продукт (в числе тысяч соискателей из 59 стран) на предмет функциональности, эргономичности, долговечности и по ряду других критериев, сказало:

«Да, ребята, это круто сделано».

В Atlas Dynamics награду, конечно, восприняли с радостью: одно дело, когда сам говоришь о своем выдающемся дизайне и другое — когда то же самое делает жюри, в состав которого входят люди, приложившие руку к продуктам Rolls Royce, Boeing, Ferrari. Но амбиции рижан простираются намного дальше.

От «крипича» к смартфону

Один из основателей компании Иван Толчинский сравнивает нынешнюю идустрию беспилотников с «кирпичом» Nokia и обещает показать миру своего рода «дрон-айфон».

Дело не в технических характеристиках, хотя у карбонового трикоптера Atlas Pro они внушают уважение: высота полета — до 6 000 метров, дальность — 50 км, скорость— до 140 км/ч, время работы с одной зарядки — 50 минут (а в портфеле есть еще беспилотник двойного применения Blue J). Дело в функциональности.

Как поясняет Иван, сейчас большинство моделей рассчитаны на решение какой-то задачи. Если у клиента появилась новая задача, он должен купить новый — снова узкоспециализированный — дрон, еще одна — еще дрон, и так далее. И к каждому — отдельный пульт. И взаимодействовать друг с другом они не могут. Из чего вытекает, что если вдруг необходимо одновременно задействовать, скажем, 10 дронов, то и операторов должно быть столько же.

Как минимум две проблемы латвийская команда решила. Во-первых, съемные стойки с обвесом позволяют с одним аппаратом использовать разные камеры — например, «обычную» и термокамеру. Во-вторых, несколькими Atlas Pro можно управлять с одного пульта (без джойстиков: оператор рисует маршрут, и машины ему следуют). До недавнего времени — по очереди. Но, как утверждают в компании, им удалось научить дроны взаимодействовать не только с пультом, но и друг с другом, что позволяет с одного центра управлять несколькими аппаратами одновременно. А это открывает уже совсем иные возможности.

К этому же к Atlas Pro вскоре добавятся Nest — станции для автоматической подзарядки (уже есть, но еще не выпущены в продажу), которые тоже смогут «общаться» с дронами, определяя, кого надо пустить сменить аккумулятор, а кто еще может полетать.

Это позволит отправлять на миссии целые стаи трикоптеров в режиме 24/7, и они смогут собирать данные с огромных территорий практически без участия человека.

И благодаря компьютерному зрению отмечать изменения — например, появление на периметре подозрительного объекта, изменение цвета всходов на поле и др.

«Наша цель — сделать так, чтобы эти беспилотники легко интегрировались с системами клиентов, чтобы клиенты могли сами или с помощью программистов прописывать им свои алгоритмы, чтобы для их запуска и управления ими не надо было становиться пилотом и в идеале — чтобы они могли выполнять свою задачу автономно, напоминая о себе только когда это действительно нужно», — говорит он.

Пока Atlas Pro (стоимостью 10 — 35 тыс. долларов; на цену влияет камера) предназначен для западных больших бизнес-клиентов и силовых ведомств; со временем Atlas Dynamics обещают выйти и к клиентам поменьше и в потребительский сегмент, но не раньше, чем удастся развернуть сеть сервисов.

«Я знаю: с таможней будут проблемы»

«На многие рынки мы пока не идем. Я не могу сказать клиенту где-нибудь в Новой Зеландии «отсылайте в Ригу». Даже если не будет никаких проблем с латвийской таможней, весь процесс займет месяц — это очень долго, если мы говорим о рабочем инструменте. Но к тому же я точно знаю, что с таможней проблемы будут»,— объясняет основатель компании.

В этом смысле Иван, израильтянин с украинскими корнями, стал вполне латвийцем, на себе испытав некоторые особенности местной бизнес-среды. В Риге он оказался после того, как получил первые инвестиции (снятое самодельным дроном в горах видео попало на глаза людям с деньгами и произвело впечатление): хотелось побыстрее стартовать где-нибудь в Европе, а в Латвии фирму можно открыть за три дня. И действительно — все произошло быстро.

Вот только банки не хотели открывать счет.

«Когда я сказал, что хочу положить на счет миллион долларов, привезти сюда людей и начать делать дроны, мне не поверили: мол, здесь такого никогда в жизни не будет. Такая же ситуация повторилась в другом банке, в третьем… В результате первый счет открыл в Чехии. Сейчас-то к нам относятся более-менее нормально, но в начале оказалось все очень сложно», — рассказывает предприниматель.

Потом — особенно, после того, как инвестиции в Atlas выросли до 8 млн долларов, — стало легче. Но не сказать, что совсем легко: то с таможней приходится бороться, потому что клерк в присланном подрядчиком образце (и даже в собранном в Риге и забытом на презентации в США пульте) видит товар, то в том же банке требуют раскрыть всех клиентов, а контракты с некоторыми оборонными ведомствами это прямо запрещают, то местные субподрядчики выставляют цену выше, чем в Германии, объясняя этом малым размером рынка.

«Мы тут иногда до пяти утра работаем»

Тем не менее, ответственная за разработку и сборку Atlas Aerospace (головную компанию Atlas Dynamics зарегистрировали в более стабильной с точки зрения налогообложения Ирландии, а производство основных узлов пока находится в Китае) остается в Риге. В конце 2017-го здесь работали 25 человек, сейчас около 50 — из Израиля, Тайваня, Бразилии, Украины и, конечно, Латвии.

Впрочем, как говорит Иван, в основном латвийские сотрудники — возвращенцы из «старой» Европы: учились и работали в Ирландии, Британии, Скандинавии, а сюда приехали, потому что Atlas предложил конкурентоспособную зарплату, но главное — сам проект оказался интересным. А вот многие приходившие студенты РТУ (Рижского технического университета, — прим. Ред) отсеялись очень быстро: знания так себе, инициативность низкая. «А мы тут иногда до пяти утра работаем, потому что если хорошо пошло, зачем прерываться? Но это, конечно не для тех, кто рассчитывает отсидеть с девяти до пяти», — усмехается он.

Готов попробовать за 150 евро

Одним из немногих сумевших пройти отбор в Atlas выпускников местных вузов оказался Артурс Нейталс, который пришел «просто попробовать», а стал одним из ключевых участников команды.

«До этого он в каком-то магазине электроники работал. Сказал, что готов за 150 евро попробовать. Ну, вот компьютер — пробуй. Через пару дней иду по офису — вижу: на мониторе — роскошно нарисованный автомобиль. Спрашиваю: это откуда? Вот, говорит, нарисовал. Я сначала не поверил. Перед этим ко мне приходили вроде бы дизайнеры, которые ничего толком не умеют, и просили 3 200 евро в месяц. Чуть позже ко мне коллега подошла: ты же понимаешь, что его надо брать прямо сейчас? И он сразу влился. Сейчас весь индустриальный дизайн на нем», — делится предприниматель впечатлением от встречи.

Артурс уточняет, что продавцом в магазине работал не от безнадеги, а ради дизайнерского же опыта: «Там я получил возможность не только изучить сотни продуктов, но то, как покупатели реагируют на цвет, форму, материал, как они выбирают большую и маленькую технику. Это был очень полезный опыт».

Успеть за минуту

Сейчас, по его словам, этот опыт оказывается полезным, так как позволяет в работе смотреть на продукт глазами клиента, ради кого, собственно, все и делается. Он уточняет, что индустриальный дизайн (а в случае с Atlas Pro он, как сказано выше, определенно на высоте) — не только про внешний вид, но про восприятие и использование продукта вообще. От запаха при распаковке до ежедневного применения.

«Вот у наших больших конкурентов, чтобы привести дрон в состояние готовности, лопасти надо привинтить гайкой. Ну и что тут такого? Когда надо «просто поснимать», это не проблема. Но представь, что ты работаешь где-нибудь в горах при минус 20 градусах — пальцы теряют чувствительность, гайка выскальзывает, теряется в снегу, и вся твоя миссия на этом заканчивается.

Мы держим в уме, что на дрон может быть использован (и используется) в экстремальных условиях, где счет идет на секунды.

Это могут быть боевые действия, когда надо очень быстро выяснить, что находится за стеной, может быть спасательная операция во время природных катаклизмов — да мало ли может быть ситуаций. Поэтому у у нас всего-то надо — вытащить из рюкзака, отщелкнуть оси с уже закрепленными лопастями, отщелкнуть ножки. При минимальном навыке все можно сделать за минуту (что удобно и в обычных, неэкстремальных условиях). Но это ведь все надо предусмотреть», — приводит Артурс пример.

И еще долго увлеченно рассказывает, как вроде бы визуальные мелочи влияют на время и дальность полета, эрогономику, прочность и другие качества продукта. Отмечая при этом, что приходится учитывать не только то, как клиенты используют дроны сегодня, но и то, как они могли бы использовать их в завтра.

Одна языковая политика

Когда в какой-то момент разговор сворачивает на интернациональность коллектива и на слышимую в офисе смесь языков, Артурс замечает, что здесь одна языковая политика: максимально эффективная коммуникация. «Я могу с латышским коллегой общаться на латышском, но если рядом, к примеру, бразилец и мы знаем, что тема его касается, мы перейдем на английский, если нужен русский, используем его. Мы все подстраиваемся друг под друга, потому что цель-то одна, и коммуникация подчиняется этой цели»,— объяснил он.

Иван же замечает, что Atlas Dynamics старается вообще держаться подальше от политики — что внешней, что внутренней. Да, он не торгует с Россией, но это скорее экономика: Россия в мировом рынке дронов занимает всего несколько процентов, при этом есть вероятность, что покупатель оттуда окажется «внучатой племянницей» какой-нибудь компании из санкционного списка.

Сообщение Рижский дрон-айфон появились сначала на Кода.

Антон не новичок в сфере стартапов: «3DPrinterOS — это, наверное, мой десятый стартап. И на данный момент один из самых успешных».

Идея, казалось, лежала на поверхности. Сотни производителей «железа», у каждого свое, порой не самое удачное, программное обеспечение. В 80-е годы сложилась аналогичная ситуация на компьютерном рынке, ее исправили разработчики Microsoft, Apple и Linux.

Идея 3DPrinterOS — управление любым 3D-принтером при помощи простой и интуитивно понятной операционной системы.

С поправкой на современность: решение «облачное», то есть не требует установки на компьютер.

С эту задачу решила небольшая многонациональная команда из 24 человек, которая разбросана по трем странам: Эстонии, США и Украине.

С Антоном мы встречаемся на террасе ресторана в Таллинне: несмотря на наличие офиса в Калифорнии и лаборатории в столице Эстонии сотрудники 3DPrinterOS работают откуда угодно и когда удобно. «Нам все равно, кто, где и когда работает, нам важен результат», — поясняет он.

Даже с местными сотрудниками, которые трудятся на благо 3DPrinterOS, Антон зачастую связывается по Skype: «Так проще достать человека, достаточно нажать на зеленую кнопку и человек уже на связи».

Можно сказать, что 3DPrinterOS работает круглосуточно. Когда солнце в Таллинне клонится к закату, на восточном побережье Калифорнии начинается утро и Антон связывается с исполнительным директором и сооснователем стартапа Джоном Догру.

«Может, не тот масштаб, но я его сравниваю со Стивом Джобсом или Илоном Маском. Мы отлично друг друга дополняем», — улыбается Антон.

Битва Давида и Голиафа

Джон — бывший главный инженер Dell и основатель нескольких технических стартапов. Один из них он запустил в эстонском студенческом городке Тарту, где, по его словам, он нашел «великолепных разработчиков».

«В моей первой команде было десять русскоязычных инженеров из Тарту, они почти не говорили на английском, но работали круглосуточно семь дней в неделю чтобы выпустить продукт», — рассказывает Джон. Это обстоятельство задержало его в Эстонии на шесть лет.

В то же время Антон руководил собственной командой разработки, которая трудилась над созданием медицинского оборудования. Часть деталей печаталась на 3D-принтерах с использованием токсичного пластика.

«Мы стали думать, как поставить 3D-принтер, чтобы не дышать им и стали думать как автоматизировать процесс. Плясали от этого», — вспоминает Антон.

На одном из так называемых питч-ивентов один из членов команды Антона, ответственный за продажи Таави Кийкас, познакомился с Джоном и рассказал об их идее. Американскому предпринимателю она понравилась.

Весной 2013 года команда Антона занялась первым прототипом программы, а Джон занялся поиском инвесторов. «3D Systems предложили выкупить нас за миллион долларов, но мы отказались. Мы подумали, что сами будем продавать и заработаем больше», — говорит Антон.

Впрочем, на этом интерес к проекту не угас, инвестировать в команду согласился крупный американский инвестиционный холдинг Vulcan Capital.

Примерно в то же время в гонку за создание первой операционной системы для 3D-принтеров включился гигант индустрии — Autodesk. Компания, специализирующаяся на создании CAD программ.

Как говорит Антон, «дышали в спину»:

«Когда мы выступали на конференциях, люди из Autodesk слово в слово нас записывали. А вечером выпускали пресс-релиз, что они работают над таким же решением. И многие клиенты пошли к ним».

«Ежемесячно они повторяли каждый наш шаг, а мы трудились в поте лица последующие три года с целью создать лучшую платформу», — подтверждает Джон.

Однако проект крупной компании, названный Autodesk Spark, не выдержал конкуренции и в 2016 году был закрыт. По словам Джона, суммарные затраты конкурентов превысили миллиард долларов.

Огонь, вода и медные трубы

После этого команда 3DPrinterOS оказалась лидером гонки и заключила контракт с Dremel Bosch, что лишь упрочило ее позиции. Джон называет это «самым крутым событием», которое произошло со стартапом.

Впрочем, незадолго до победы над конкурентом эстонский стартап едва сам не оказался в числе проигравших. «У нас почти закончились деньги на стадии раскрутки. Нам пришлось принимать трудные решения и сокращать расходы», — подтверждает Джон.

Денег инвесторов оставалось примерно на два месяца. Антон называет это переломным моментом: «Джон молодец. Мы договаривались с ребятами, что будем платить меньше, но останемся на плаву. Как команда мы прошли через огонь, воду и медные трубы».

Оба основателя стартапа называют причиной чудесного спасения команду. «От чего зависит успех: идея — один процент, а девяносто девять — исполнение. На мой взгляд главное — верить в нее», — продолжает Антон.

Джон подтверждает эту формулу, вспоминая моменты разработки софта в стенах инкубатора стартапов Mektory Таллиннского технического университета: «В одну из ночей еще один сооснователь, Аарон Рой, заметил: эй, я вижу еще один стартап, который работает ночь напролет как и мы. Я удивился, правда что ли? Кто? Он сказал: парни в одинаковых жилетах. Тогда Антон засмеялся и ответил: это не стартаперы, а уборщики».

Костяк стартапа был сформирован вокруг команды разработки Антона, многие из программистов работали удаленно из Украины. С другой стороны, находились и местные энтузиасты, которые хотели присоединится к команде во что бы то ни стало.

Одним из таких стал будущий менеджер по продажам 3DPrinterOS Рене-Оскар Арико. У парня не было высшего образования и он только вернулся из армии.

«Это потом мы смеялись: он приходил в офис с настольным компьютером под мышкой. У него не было лаптопа. Сказал: ребята, дайте мне шанс», — рассказывает Антон.

На сегодняшний день команда 3DPrinterOS создала продукт, который удерживает лидирующие позиции на рынке и приносит стабильную прибыль. Антон удовлетворен результатом: «Мы работаем в плюс. Но если учесть затраты инвесторов, нам еще надо поработать».

Одно из последних достижений эстонского стартапа — соглашение с Microsoft. В мае 2018 года компания интегрировала 3DPrinterOS в свою облачную платформу Microsoft Azure. Причем речь идет не о поглощении, а обоюдном и равноправном сотрудничестве.

Антон признает, что без усилий Джона, первоначальных инвестиций и попыток зайти на рынок через знаменитую Кремниевую долину, скорее всего, обрекло затею на провал.

По его словам, несмотря на то, что путь развития 3DPrinterOS во многом определяется в Калифорнии, технические решения отчасти производятся на Украине, стартап с глобальными амбициями остается эстонским.

«Эстония — превосходная страна где можно найти великолепных приятелей по проекту и отличной стартап культурой», — резюмирует Джон, добавляя, что этому способствует курс страны на дигитальные решения.

У Антона свое объяснение: «У меня такая версия: у нас достаточно холодно, так что нам ничего не остается кроме как сидеть и писать код».

Сообщение Десятый стартап появились сначала на Кода.

На 1 сентября 1991 года в Литве было 85 школ с русским языком обучения, не считая смешанных, и в них обучались около 76 тысяч школьников. К 2018 году осталось 32 школы, не считая смешанных, и учатся в них более 14 500 школьников — чуть более 1% от общего числа. В Литве, по данным переписи 2011 года, титульная нация составляет более 82% населения, русские — 5,6%. Русский язык в качестве средства домашнего общения указали 7%. Польских школ больше, но учащихся в них примерно на три тысячи меньше, потому что русские школы расположены, в основном, в крупных городах. Только в Вильнюсе их двадцать (польские находятся, по большей части, в сельской местности).

Более 30% детей из русскоязычных семей обучаются в литовских школах.

В 2003 году Сейм Литвы принял Закон об образовании — один из самых демократичных на постсоветском пространстве, говорит председатель Ассоциации учителей русских школ Литвы Элла Канайте. Он предполагал обучение на родном языке с 1 по 12 классы. В 2011 году были приняты поправки к нему. Такие предметы, как история и география Литвы, основы изучения гражданского общества и окружающего мира, то есть все предметы, касающиеся Литвы, должны были преподаваться на государственном языке. Элла Канайте отмечает, что на протяжении многих лет учебники для классов выше 8-го не переводятся на русский язык, а старые уже не соответствуют содержанию программ. Литовским языком русскоязычные дети, по словам Канайте, владеют достаточно хорошо. Единственный проблемный город — Висагинас, в котором более 80% семей русскоязычные, да и то — на сегодняшний момент висагинасские абитуриенты неплохо сдают государственный экзамен по литовскому языку.

Кроме того, до 2012 года выпускники русских школ сдавали государственный экзамен по литовскому языку в виде теста. С 2013 года был введен единый экзамен для всех школ — «литовский как родной». Русские школьники стали, как их литовские сверстники, писать сочинения. И, если в 2012 году доля не сдавших предмет в школах национальных меньшинств составляла 6,4%, то в 2013 году она выросла вдвое.

В последние два учебных года доля не сдавших государственный экзамен по литовскому языку в школах нацменьшинств превышает 19%, то есть не сдает каждый пятый.

Они могут пересдать его как школьный экзамен, но теряют возможность поступить на бюджетное место в вуз. И это несмотря на то, что общинам удалось добиться увеличения квоты допустимых ошибок. Русский или польский школьник имеет право сделать 27−28 ошибок, литовский — вдвое меньше. Но квота год за годом сокращается.

При этом программа предусматривает гораздо меньше уроков литовского языка с 1 по 10 классы в школах меньшинств, чем в литовских школах. Обе общины пытались добиться увеличения числа занятий, причем не за счет родного языка. С 2012 года первоклассники в русских и польских школах стали учиться по одной программе с литовскими школами и по одной часовой сетке, то есть как родной язык с первого класса. В результате, у учащихся 11−12 классов в школах нацменьшинств оказалось больше уроков в целом, чем у литовских. Активисты безуспешно добивались хотя бы отсрочки введения единого экзамена до 2024 года, когда первоклассники, начавшие изучать литовский по новой программе, дойдут до 12 класса. Правда, тот же закон обязал обучать дошкольников в детских садах литовскому бесплатно, по два часа в неделю в подготовительной группе, а раньше за это платили родители. Зато в гимназических классах (гимназией называется высшая ступень с 10 по 12 классы) удельный вес преподавания литовского увеличили сразу. В гимназиях образование профилированное, составляются индивидуальные планы, и ребята могут выбирать, изучать литовский на уровне, А или В.

Элла Канайте говорит, что главный бич русских школ — реорганизация и оптимизация. Сказывается отрицательная демографическая динамика. Два года назад из-за недостатка учеников были закрыты две школы в Вильнюсе. Есть статья конституции о том, что меньшинства имеют право на получение образования на своем языке. Но в Литве закон, определявший статус нацменьшинства, действовал до 2010 года, а нового нет. Положение о школах нацменьшинств было принято в 2012 году, но определение таковых не дано. Общины добиваются особого статуса для таких школ: он позволил бы снизить для них количественные критерии. Сейчас послабления сделаны только для сельских и районных школ: там в классе могут учиться всего 12−15 учеников. Однако популярность русских школ с 2012 года, то есть после вступления в силу поправок, сокращающих преподавание на русском, на удивление начала расти.

Ежегодно первоклассников только в Вильнюсе становится больше на 70−100, чем в предыдущий год. Это тем более впечатляет, если учитывать отрицательную демографическую динамику.

Болезненно встала проблема с учебниками по русскому языку, особенно для 5−6 классов. В последний раз они издавались в 2003—2004 годах и устарели как морально, так и физически. Есть проблемы и с подготовкой кадров. В Литве давно не готовят учителей для русских школ. С 2009 года не готовят преподавателей русского как родного, но не из-за давления сверху, а просто нет спроса на программы. Сейчас проблема номер один — нехватка учителей начальных классов.

Билингвального образования формально нет, но есть фактически, поскольку используются литовские учебники. Многие школы по собственной инициативе, иногда уже с 9 класса, а в 11−12 классах — почти везде, переводят преподавание многих предметов на литовский язык. Директора идут на это, чтобы готовить школьников к госэкзаменам, которые проходят на литовском.

Партия «Союз Отечества — Христианские демократы Литвы» в конце июля подала в сейм законопроект, который предполагает с 2023 года перевод 60% учебного процесса в школах национальных меньшинств на литовский язык. Соавтор законопроекта, христианский демократ Лауринас Касчюнас заявил в интервью «Спектру» следующее: «Мы хотим добиться, чтобы 60% предметов велось на государственном языке. Зачем? Ради интеграции. Государственный экзамен по литовскому языку сдают 90% учеников литовских школ и только 80% учеников школ меньшинств, и это притом, что они имеют право сделать больше ошибок. Довольно трудно объяснить литовскому школьнику, почему его оценивают по более строгим критериям, чем его сверстника из русской или польской школы. Мы хотим устранить позитивную дискриминацию ради достижения всеми одинакового уровня. У нас есть результаты опросов среди меньшинств, которые показывают, что люди хотят, чтобы их дети учились на литовском. Последний опрос показал 62% сторонников литовского образования».

Опрос этот, правда, датирован 2006 годом, но это не смущает Касчюнаса: «В 1994 году сторонников образования на литовском было 52%. Может быть, сейчас их уже 72%. Почему не провели новый? Это дорого». Касчюнас утверждает, что за образец брали латвийскую модель, и она показала хорошие результаты. На вопрос о том, как быть, если народ выйдет на улицы, Лауринас Касчюнас ответил: «Ну, это не стихийный процесс, а политически ангажированный, у нас тут есть политическая сила, которая манипулирует протестом. И потом, мы даем пять лет переходного периода».

Член фракции, бывший глава МИД Литвы Аудронюс Ажубалис рассказал «Спектру», что сейчас удельный вес литовского языка составляет около 20%: «Мы видим, что эта система дает негативный результат в двух сферах. Во-первых, конкурентоспособность выпускников этих школ на рынке труда ниже, чем у выпускников литовских школ. Молодежь, особенно польская, уезжает учиться за границу, потому что в литовских вузах и профтехучилищах им учиться трудно. Кроме того, национальные меньшинства давно используются в разных гибридных войнах. Их, скажем так, неполная интеграция в культурно-историческом и социально-экономическом смысле делает из них удобную мишень. Если, к примеру, человек не может найти работу, он думает: „Что это за государство, если не может мне помочь?“. А не получает он работу потому, что недостаточно хорошо знает литовский. Например, в Литве есть крупное предприятие Intersurgical с заводом в Пабраде, в 50 км от Вильнюса. Там на работу стараются брать местных. В производстве используются литовский и английский. Я беседовал с директором. Он рассказывает, что у него работает квалифицированный рабочий старшего поколения, как-то справляется. А приходит его сын с прекрасными рекомендациями, и его не могут принять. Конвенция о защите прав национальных меньшинств, основополагающий документ Европейского союза в этой сфере, не говорит о том, что мы должны поддерживать две или три автономные системы обучения».

Элла Канайте считает поправки дискриминационными. «Но вряд ли у них это получится в нашей стране, — говорит она. — Конечно, русская община малочисленна, и вес не тот. Но в Литве сильна польская община, а Польша — член ЕС. Действует специальная комиссия польско-литовская по вопросам образования. Если и будет поддержка, то со стороны Польши. А мы свои действия с польскими активистами координируем».

Член партии «Избирательная акция поляков Литвы» и депутат сейма Ярослав Наркевич работал учителем и директором в школе, а сейчас руководит отделом образования в администрации Вильнюсского района. «В Литве польская диаспора очень активна и сильна по структуре, она имеет представительства и в сейме, и в Европарламенте, и в самоуправлениях, — говорит Наркевич. — Литва заключила с Польшей двусторонний договор, взяв на себя обязательство не ухудшать условия для нацменьшинств, в частности, в сфере образования. Отношение ко все более широкому использованию литовского языка в русских и польских школах различается. Представители польской общины однозначно в 1993 году определились с позицией: школа нацменьшинств с польским языком обучения — это традиционная школа, в которой все, подчеркиваю, все предметы кроме литовского языка преподаются на польском языке. Русские школы добровольно переходили на методы двуязычного обучения. Теперь они стараются вернуть прежнее положение, так как русская школа в Литве потеряла свою самобытность и изначальный облик. Недавно нам сообща удалось отстоять несколько русских гимназий, которые были сокращены до статуса основной школы. Наши действия идут на пользу и русской общине».

Что же касается конкурентоспособности выпускников, говорит Наркевич, то более 70% выпускников польских школ и 50−60% выпускников русских поступают в вузы. Он поддерживает сохранение позитивной дискриминации в школах нацменьшинств как прогрессивную европейскую практику. Зимой впервые с 2008 года прошла первое чтение другая поправка, внесенная Избирательной акцией поляков Литвы, которая предусматривает возвращение к разным программам обучения литовскому. «В 2006 году литовские ученые выяснили, что невозможно требовать одинаковой оценки языка выученного и родного», — говорит Наркевич.

Эстония

Согласно переписи населения 2011 года, русский является родным языком для 29,6% жителей Эстонии. В стране статус национального меньшинства не закреплен законом. Все школы считаются эстонскими, но в них можно преподавать на любом языке при наличии спроса. Решение о языке преподавания в основной школе, с 1 по 9 классы, принимает владелец школы — орган самоуправления. При этом государство переводит на русский все эстонские учебники. Эстонский как второй язык изучали в 2017—2018 годах 31 тысяча школьников, то есть 20% учеников основной школы получают образование на русском с обязательным изучением эстонского языка. Больше никаких обязательных предметов на эстонском нет. Однако большинство таких школ переводят на эстонский отдельные предметы по собственной инициативе, поскольку этого требуют родители. На гимназической ступени, с 10 по 12 классы, на эстонском преподается, по меньшей мере, 60% предметов.

Глава подведомственного Минкульту Фонда интеграции и миграции Ирене Кяосаар была учителем эстонского в русской школе, руководила программой языкового погружения (так в Эстонии называют методику двуязычного образования) при Минобразе. Она рассказывает, что в преддверии парламентских выборов, которые пройдут в марте, почти все партии определились с позицией по образованию. Один вариант — единая школа, то есть предлагается не делить школы на русские и эстонские, а ввести единое образование на эстонском языке, при этом в системе должна быть возможность часть учебного процесса вести на другом языке по модели скандинавских стран. Другие партии требуют просто все русские школы перевести на эстонский язык, но учить отдельно от эстонцев.

Третьи ничего не хотят менять, потому что русская школа все равно постепенно отомрет сама по разным причинам — от нехватки учителей, ресурсов, низкого качества образования.

В долгосрочной перспективе такое маленькое государство, как Эстония, вряд ли сможет сохранять две отдельных системы образования одинаково высокого качества.

По наиболее распространенной методике раннего погружения, говорит Кяосаар, первые полтора года дети учатся исключительно на эстонском. Затем вводится русский как родной, с 4 класса — отдельные предметы на русском, а с 5−6 классов пропорция языков преподавания становится равной. На эстонских уроках на русский переходить нельзя кроме каких-то экстремальных случаев, которые специально маркируются. По словам Кяосаар, такой вариант хорош, потому что в раннем возрасте дети усваивают языки легче всего. Из примерно 70 русских школ методику погружения используют более половины. За 18 лет через эту программу прошли около 10 тысяч учеников, а сейчас по ней учатся 5−6 тысяч. Ее постепенно внедряют в эстонские школы для освоения английского или французского.

Ирене Кяосаар — сторонница единой школы, однако она отмечает, что в разных регионах должны быть использованы разные модели. Например, в Нарве 97% населения — русскоязычные. Там, а также в Таллине, по ее мнению, начать нужно с перевода преподавания некоторых предметов в русской основной школе на эстонский, чтобы компенсировать отсутствие эстоноязычной среды. «Однако мы можем принимать какие угодно решения, — сокрушается педагог, — но нам не хватит учителей-носителей языка, которые могли бы преподавать детям различные предметы на языке, для них не родном. Так мы оказались не готовы два года назад заняться образованием беженцев, прибывших по квотам Евросоюза, которые отдали детей в обычные эстонские школы».

Другой серьезной проблемой является трудоустройство русских учителей.

Если в Таллине они еще смогут найти работу, пусть даже и не по специальности, то на северо-востоке и в Нарве, где высокий уровень безработицы, а публичный сектор — один из главных работодателей, они окажутся на улице.

Игорь Калакаускас уже почти три десятка лет работает учителем истории и обществоведения в старейшей русской школе Эстонии — Тынисмяэской реальной школе. «Я пессимистически настроен, — говорит он. — Мне кажется, что перспектив у русскоязычного образования в Эстонии нет. Ни юридических, ни социальных, ни культурных. Система русского образования протянет еще лет 15, а потом мы, русские Эстонии, растворимся. Большинство — в Европе, минимальное число — в России, остальные просто станут частью эстонской нации.

Учеников становится все меньше, потому что в русских семьях рождается в процентном отношении меньше детей.

Около 8−9% семей отдают детей в школы с эстонским языком обучения. У нас Минобраз сказал, что в среднем ученики русскоязычных школ отстают от эстонских сверстников на год по развитию. Но дело в том, что среди русскоязычных школьников гораздо большее число происходят из социально неблагополучных или проблемных семей, которые не могут оплачивать дополнительное образование. Кадры стареют, им на смену почти никто не приходит, потому что среди выпускников вузов, дающих специальность учителя, русских очень мало».

Но есть и другая проблема, которую Калакаускас может описать только «по ощущениям». Учителя эстонских и русских школ практически друг с другом не общаются. Учителям истории крайне сложно найти контакт: «Тяжело общаться с людьми, которые тебя просто не воспринимают, — говорит он. — Среди нас мало тех, кто свободно говорит по-эстонски, но даже не это главное. Общины сильно разделены на бытовом уровне. Сегрегация существовала с советских времен: русские заводы, русские районы, города. В разнообразных интеграционных проектах эстонцы выступают с позиции культуртрегеров.

Русские, как в сказке о Золушке, постоянно должны выполнять какие-то задания, соответствовать каким-то критериям, которые выставляет титульная нация.

Например, в летний интеграционный лагерь приглашаются русские дети, и подразумевается, что они там должны усовершенствовать свой эстонский и впитать эстонскую культуру. Обмена не происходит, дружеские связи не завязываются. Хотя с каждым годом знание эстонского у молодежи улучшается. Однажды я выиграл на конкурсе участие в интеграционном проекте для учителей. Из команды в 30 человек мы с одной учительницей из Ида-Вирумаа были единственными русскими. Нам показывали, как можно друг другу помогать, не зная языка или плохо его зная. Мы не могли понять одно задание и просили преподавателя его объяснить. Она не смогла сделать это на эстонском. По возвращении я узнал, что преподаватель заведует кафедрой русского языка и литературы Тартуского университета, и ее русский лучше моего».

Учитель сетует, что чиновники не пытаются выяснить, насколько хорошо русские учащиеся в средней школе овладевают знаниями по общеобразовательным предметам, которые преподаются на эстонском. Выпускники русских школ сдают три госэкзамена: эстонский язык как иностранный, математику на родном и английский. «Мы давно поняли, что от нас никто не ждет высоких результатов, — говорит Калакаускас. — Мы портим статистику. Нас никто не душит, но постоянно попрекают деньгами: приходится переводить учебники, ремонтировать школы». При министре образования Тынисе Лукасе школы стали дотировать за преподавание предметов на эстонском с 1 по 9 классы, некоторые школы почти все предметы перевели на эстонский, и это негативно сказалось на качестве образования. Объединение русских и эстонцев в одной школе — очень правильная идея, считает Калакаускас, но к объединению не готова, в первую очередь, эстонская община. Учитель выступает с позиции, что изменения происходят сами по себе, им не нужно мешать, однако их и торопить не следует.

Публицист и журналист Родион Денисов по образованию является учителем эстонского языка как иностранного. Сужение возможностей русскоязычного образования он наблюдает на примере своего сына-двенадцатиклассника. «Решение о том, что русская школа должна исчезнуть, было принято давно, — говорит Денисов. — Говорилось, в частности, что это нужно самим русским, чтобы интегрироваться в общество.

Но все чаще звучит мысль, что русские должны стать эстонцами.

Эстонец — это человек, который беспокоится за сохранность своей нации и работает на сужение возможностей для других наций, которые живут рядом. Если сохранение „эстонскости“ в веках декларируется, то сохранение „русскости“ они готовы терпеть исключительно на территории Российской Федерации, несмотря на то, что русская община живет здесь не первую сотню лет. Мои предки, оставаясь русскими, жили здесь со времен Ивана Грозного».

Методика языкового погружения хороша для взрослых, считает Денисов. «Когда тебе с первого класса насаждают эстонскую терминологию, начинаются проблемы с идентичностью, с терминологией на родном, — говорит он. — Книжки молодые люди на родном языке не читают. И они полностью находятся в эстонской культурной среде». Публицист видит решение в Законе о культурной автономии, который был принят в Эстонии в 1991 году на основе аналогичного довоенного закона. Он предполагает возможность для коренного этнического меньшинства содержать школы на своем языке и даже дотировать их из бюджета.

«Все больше русских свободно владеют эстонским, — говорит Денисов. — Они читают эстонские газеты, смотрят телевидение и видят, как их не любят. Если допустить, что эстонская школа „перемелет“ русских учеников, получится поколение молодых русских с фигой в кармане. Это мина замедленного действия».

Директор Центра европейских инициатив в Эстонии Евгений Криштафович говорит: «Самая большая проблема в том, что школы у нас сегрегированы. Даже прогрессивная методика языкового погружения используется исключительно в русских школах. Школы, использующие эту методику, применяют ее не во всех параллелях. А языковое погружение существует только в русской школе. Самая распространенная методика погружения предполагает обучение только на эстонском в 1−3 классах. На предметах у них таблички с эстонскими названиями: это стена, это стол, и так далее. Методика действенная, но дело в том, что это русские дети. Носитель языка в таких классах — только учитель, и то не всегда. У ребенка возникает стресс, когда он приходит в класс, не зная языка, и вокруг него искусственно создается чуждая языковая среда, хотя вроде всем было бы удобней говорить по-русски. Многие родители предпочитают отдавать детей сразу в эстонскую школу для более глубокого погружения в естественной среде.

Но в эстонской школе не особо ждут орд русских учеников.

На специальных форумах уже звучат возгласы: „Вы хотите уничтожить эстонскую школу!“»

Криштафович видит решение проблемы во внедрении различных моделей перехода к единой школе. Эстонцы и русские, по его мнению, уже со следующего года могут начать учиться вместе по всей стране, за исключением Таллина и северо-востока. В Таллине нужен пятилетний переходный период, при котором в школах существовали бы разноязычные параллели: одна эстонская, другая — с погружением. Переход на эстонский в школах северо-востока можно завершить за 10 лет, считает активист. Несколько лет назад, рассказывает он, среди учителей истории и обществоведения в нарвских школах не было ни одного, кто получил бы образование в Эстонии. Для трансформации понадобится эстонский «десант» — молодые учителя, которые поедут в русскоязычную Нарву работать, осознавая миссию. Возможно, нужно для них ввести доплаты.

Латвия

Согласно переписи 2011 года, 37,2% жителей Латвии, заполнивших графу о языке, сообщили, что родным для них является русский. В 2017—2018 учебном году в стране действовали 94 школы с русским языком обучения (из 104 школ нацменьшинств) и 68 смешанных. Из 176 675 учащихся основной школы 49 380 посещали школы нацменьшиств. 9271 ученик средней школы из 36 693 обучался по программам нацменьшинств. Сейчас в русских школах Латвии действует билингвальная система, введенная в 2004 году. С 1 по 9 классы часть предметов преподаются на латышском языке, часть — на русском и еще часть — с использованием обоих языков, причем удельный вес латышского с каждым годом обучения увеличивается. В средней же школе (с 10 по 12 классы) 60% предметов ведется на государственном языке. На нем сдаются и экзамены.

Однако в апреле 2018 года были приняты поправки к законам об образовании, которые положили конец двуязычному обучению.

Уже с 2021—2022 учебного года с 1 по 6 классы на государственном языке будет преподаваться не менее половины предметов, с 7 по 9 классы — 80%, с 10 по 12 классы школьники будут учиться только на латышском. Исключение составят родной язык и литература, да и то на данный момент гарантии такой нет. Закон касается как государственных, так и частных школ, а также детских садов меньшинств.

Против законопроекта проголосовала только оппозиционная фракция партии «Согласие», опирающейся на русскоязычных избирателей. Партия оспорила поправки в конституционном суде. По мнению депутата Сейма Бориса Цилевича, поправки не обеспечивают конституционное право на образование лицам, принадлежащим к национальным меньшинствам, родным языком которых не является латышский.

В обществе мнения по поводу так называемой языковой реформы школ разделились. Большая часть русскоязычных родителей требует сохранить билингвальное образование и ввести мораторий на изменение пропорции языка преподавания.

Другие считают, что билингвальное образование вносит раскол в общество и создает «проблемы с коммуникацией» в стране, и поэтому призывают к его ликвидации в государственных школах.

Русский союз Латвии (партия, наиболее радикально выступающая за права русскоязычного меньшинства) решила инициировать референдум о придании русским школам автономии. Партия разработала законопроект, согласно которому решение о пропорции языков преподавания принимал бы школьный совет. Таким образом, национальным меньшинствам принадлежало бы право учиться на своем языке при наличии спроса.

Однако ЦИК счел этот законопроект антиконституционным.

Директор Ринужской средней школы Денис Клюкин в целом поддерживает идею единой школы, но считает, что ее нужно воплощать другими методами: следует сохранить билингвальное образование на основной ступени, но при этом использовать учебники на латышском и принимать на нем экзамены. «Это откровенно дискриминационная реформа, она направлена конкретно на русских, — говорит директор. — Мнение достаточно большого числа жителей Латвии совершенно не учитывается. Да, некоторые директора не воспринимают ее негативно. Но учителей просто нет. В частности, качество учителей латышского языка крайне низкое.

Учебники по латышскому для школ меньшинств не выдерживают никакой критики.

Они уже стали источником мемов в интернете».

Архитектор латвийской языковой политики, экс-министр образования и проректор Латвийского университета Ина Друвиете считает, что пропорция 80 к 20 идеальна для Латвии, поскольку она обеспечит как владение представителями меньшинств латышским языком, так и сохранение их родного языка. «Мы видим, что в областях применения языка, не регулируемого государством, — в частной жизни и неформальном общении, — роль русского языка сохранилась, — заявила в интервью „Спектру“ Друвиете. — Поэтому у русскоязычных нет причин опасаться ассимиляции. Но мы должны построить единое общество и позаботиться о том, чтобы язык не был препятствием для интеграции. Я согласна, что ситуация с учителями латышского в русских школах далека от идеала. Но в единой школе нового типа решится и проблема с нехваткой учителей». Однако даже Ина Друвиете признала, что на начальном этапе родной язык должен быть первичен.

Юрист, член Консультативного совета по делам национальных меньшинств при Минобразе Елизавета Кривцова помогала оформлять иск «Согласия» в конституционный суд, а ранее реализовала несколько проектов по участию родителей в принятии решений в сфере образования. «Существует мнение, основанное на результатах централизованных экзаменов, — говорит она, — что русские школы слабее латышских. Но тут как посчитать? Русские школьники сильнее в точных науках и немного слабее в английском. Их подводит латышский, и даже здесь огромной разницы между ними и их латышскими сверстниками нет. Однако, если ты сдаешь неродной язык как родной, понятно, что у тебя менее выгодные стартовые позиции, особенно, если у ребенка нет естественной языковой среды. А при нашем этническом составе она есть не у всех. Это неправильно с точки зрения педагогики и методики. Хотя шум никто уже не поднимает, вам скажет любой профессионал: „Чтобы хорошо освоить неродной язык, нужно основательно овладеть родным“. Но в образовательной комиссии сейма от педагогики ничего не остается».

Кривцова считает, что вместо перевода всех школ на государственный язык следовало обеспечить в них качественное обучение латышскому языку.

Главный специалист Агентства латышского языка Винета Вайваде рассказала «Спектру», что слышала от русских родителей заявления вроде: «Я не хочу, чтобы мой ребенок учился на латышском». Она считает, что дети испытывают трудности в изучении латышского языка, во многом, из-за недостатка мотивации. «Я слышала такие выражения: „Ребенок растет моральным калекой от того, что не справляется с языком в школе“, — говорит методист. — У меня 25 лет трудового стажа, и я не могу согласиться с тем, что для ребенка освоение латышского языка является такой большой травмой».

Сообщение Позитивная дискриминация появились сначала на Кода.