Забытые в степи

Летом 2017 года, далеко в степи, за 400 километров от областного центра Ростова-на-Дону, где-то в районе станицы Вешенской вертолетчики 4-ой воздушной армии ВВС нашли три избы. Они доложили командованию о странном поселении в степи, не отмеченном на военных картах. «Идите вы на х…й со своим хутором, у меня полеты, Сирия, а вы лезете с ерундой. Забудьте», —  рассказал о неофициальном ответе своего командира один из пилотов Павел (его фамилию называть не стоит во избежание неприятностей от командования).

Пилоты обиделись и снова полетели на хутор — с корреспондентом Coda.

На заброшенном хуторе Провалы

Здесь живут Настя Астахова, ее сын и мать Ольга. Сожитель Насти давно их бросил, уехал в поисках лучшей доли и сгинул. В другой избе — Танька Калашникова и ее любовник Ванька по кличке Журдей.

Настя Астахова с матерью перебрались жить сюда, потому что отчим-пьяница бил и мать,  и девочку. Настя в школу не ходила. Читать, считать и писать ее научила мать. А еще —  это больше всего пригодилось Насте — сажать и убирать вовремя огород, месить глину, белить избу, вышивать рушники, стегать одеяло.

Подросла Настя — жених на хутор прибился.

— Свадьба! Да какая тут свадьба! Я и слова–то такого не знаю, — говорит Настя. — Собрала в простынь одежду, жених (а по закону – сожитель) перебросил узел на спину — вот и вся свадьба.

Валенки девушки и сапожки чиновницы

Когда Настя поняла, что беременна, она побоялась рожать в заброшенном хуторе. Зима была лютая, морозы под 30 градусов — уговорила она мужа отвезти ее рожать в станицу Вешенскую. Врачи сразу же заявили в органы опеки. Постановили: ребенка — забрать. Куда его везти? Хорошего жилья нет. Работы нет. Молодая мать одета в грязную одежду.

Настя выла, причитала, валялась в ногах у толстых ног чиновницы. Та брезгливо отодвигала от нее ноги, обутые в кожаные черные сапожки. Настя отродясь таких не видела. Она ходила в валенках. А когда валялась на полу, умоляя, чиновница с удивлением увидела, что у странной роженицы валенки были подшитые вкруговую, а на пятке и носке обернуты кусками кожи.

Настя поняла: пощады не будет. Хорошо, что муж не уехал обратно на хутор. Сказала ему, чтобы ночью подошел к окну палаты, где они лежали на первом этаже. Настя открыла окно, подала мужу ребенка, вылезла сама. Сели в сани и поехали на свой хутор. Никто не знал, где он находится. Их пытались искать с милицией — ищи ветра в поле. Муж Насти уехал, когда сыну не было и года. Сказал, что вернется. Не вернулся. А Настя ждет.

Танька Калашникова и Ванька Журдей

Бывшая зэчка Танька Калашникова живет на заброшенном хуторе со своим молодым любовником. Его зовут Ванька Журдей. Он часто покашливает — болеет туберкулезом. Танька тоже покашливает. Она побывала замужем, родила четверых сыновей.

Однажды муж Таньки не вернулся домой. Ранней весной нашли его мертвым на берегу реки Дон. Видно, шел пьяный, упал в речку, промок — умер от переохлаждения.

После смерти Танька нашла любовника. Когда он спал пьяный, сын Таньки Иван подошел к нему, в шутку стал тыкать ружьем: «Вставай! Пойдем крота убивать». Нажал курок — думал, ружье не заряжено. Выстрел. Изба вся в крови. Любовник — мертвый.

У Таньки детей хотели забрать. Спасаясь, она сбежала на заброшенный хутор. Ее не искали: на дворе стояли 90-е годы, бывший Советский Союз рушился, милиция была занята другими делами.

Дети выросли на хуторе. Танька перестала пить — самогона посреди степи не купишь. Сажала огород, картошку, капусту, тыкву, бураки. Тем и питались.

Но детей надо было отправлять в школу — снова вернулись в станицу. В станице Танька опять начала пить. Идет по дороге босая, рядом двое малышей бегут, а она пьяненько улыбается каждому встречному.

— Переставай пить, — говорили ей. — Бедой закончится.

Так и случилось.

Старший сын Сашка ехал ночью на мопеде, не увидел огромную яму на дороге, что вырыли дорожники — они по халатности не поставили ограждения. Сашка въехал в яму и погиб. Схоронила Танька первого сына.
Сын Вовка пить стал в 14 лет. Ходил к богатому соседу на заработки — траву косил, огород сажал. Сосед вместо денег давал подростку водку. Началась у Вовки белая горячка. В больнице его не спасли. Схоронила Танька второго сына.

Третий сын Иван подался на заработки в Москву, женился там. Кажется, сейчас все у него хорошо.

Четвертого, самого младшего сына Славика органы опеки у матери забрали. Пришли с милицией во двор — Танька сидит за столом и, не обращая внимания на представителей власти, протягивает стакан Славику:

— Пей, сынок! Скорей мужиком станешь.

Славика отправили в казачий кадетский корпус в городе Аксае. Его мать Таньку за такое преступление посадили в тюрьму на несколько лет.

Когда Танька Калашникова вышла из тюрьмы, жить ей было негде — она вспомнила про хутор посреди степи, и вернулась обратно. По пути нашла любовника Ваньку — разница у них в возрасте больше 20 лет.

У этих людей нет паспортов, они живут на хуторе в степи, до ближайшего города Миллерово – примерно 160 километров, а до Ростова-на-Дону – 400 километров и не желают возвращаться в цивилизованный мир.

Петли по степи

С момента моего знакомства с жителями хутора прошло примерно три месяца. Мы решили их навестить. Звоню Степану, командиру экипажа вертолета. И вот — неудача. Пилоты улетели на очередную войну. Вернуться ли вообще в Ростов, большой вопрос. Дело осложнялось тем, что название хутора неизвестно — вертолетчики условно обозначали его на своей карте. Они показывали мне эту «точку».

Дорогу, как мне казалось, я примерно запомнила.

Мы отправляемся в путь. Едем по трассе М-4 «Дон» в сторону станицы Вешенской, не доезжая, сворачиваем по указателю «хутор Грачев». Когда хутор закончился, началась голая степь.

Взбираемся на холм — видим машину с двумя рабочими. Просим показать дорогу к заброшенному хутору. Один рабочий рукой машет назад, другой возражает — надо ехать вперед, до разрыва лесополосы, а там — подсолнечное поле, надо ехать  вдоль него и свернуть вниз. Мы так и делаем. Все же приходится возвращаться — заблудились. Наконец, в разрыве между оврагами мелькнула серо-черная крыша.

101-ый донской километр

Этот поселок называется Красный Октябрь. Здесь  живут две семьи: дагестанец Гаджа Курбанов и его жена Рая, русский Сергей Величке и его жена Татьяна.

В 80-х годах Красный Октябрь приобрел дурную славу. Его называют 101-ый донской километр по аналогии с московским 101-ым километром, куда в 1980-х годах в преддверии Олимпиады из Москвы насильно вывозили инакомыслящих, людей, отбывших заключение, воров, убийц, проституток.

Гаджи по местным меркам миллионер: у него около 500 голов овец и 80 коров. Он экономит на всем — ремонтировать  дом и хозяйственные постройки не хочет. Он будет жить здесь до тех пор, пока хватит сил держать хозяйство. У Гаджи есть мечта — вернуться на родину в Дагестан, в аул Кубачи.

Гаджи спешит заработать  — перед его глазами лицо Сергея Величко, единственного соседа. Он живет за поворотом в доме из силикатного кирпича. Сергей тоже держал огромное хозяйство. Тяжело заболел — рак. Перенес 10 «химий». Всех коров порезали, чтобы заплатить врачам. У Сергея нет сил. Из больницы он возвращается белее мела. Еле ходит, держась за стенку. Его жена Татьяна ухаживает за ним, никакой медицинской помощи они не получают. Надеяться им не на кого. Утки, цесарки, стадо индюшек, одна корова — вот и все хозяйство. Татьяна со страхом думает, где взять еще денег, если, вдруг Сергею понадобится еще раз делать химиотерапию.

Волки режут овец, а люди — провода

Сергей здесь главный. Он называет себя мэром хутора Красный Октябрь.  Следит за тем, чтобы не обрезали электрические провода — лампочки на хуторе мигают чуть ли не каждый день. Это означает, что где-то на линии воруют провода, чтобы сдать потом в металлолом.

Деревенские жители, оставшись без работы, вынуждены срезать провода, подвергая себя смертельному риску. Некоторые сгорают заживо на электрических столбах, когда думают, что участок обесточен.

В дни, когда лампочки мигают, Сергей берет ружье. Идет от одного столба к другому, ищет воров. Находит. Может пальнуть в воздух, что отпугнуть охотников за цветным металлом.

Еще одна напасть — зима и волки. Жуткий холод. Снег заметает все вокруг. Чтобы добраться до ближайшего магазина, нужно 20 с лишним километров откапывать лопатой снег.

Зимой волки лютуют. Режут овец десятками. Сергей снова берет ружье. Выследить хищника сложно. Сергей разорял волчьи норы и убивал волчат, волки ему мстили – приходили по следам на хутор и резали овец. Эта война между зверем и человеком длится не один год.

Закрыли школу, убили хутор

Юрка— пастух, работающий на Гаджи.  Летом он встает в пять часов утра, седлает лошадь, привязывает к седлу пластмассовые бутылки с чаем и водой, в грязную клетчатую сумку запихивает хлеб и мясо, выгоняет отару.

Овцы бегут мимо развалин советских ферм и мастерских, бывшей начальной школы. Ее закрыли в 90-х годах.

Как говорит бывшая учительница начальных классов Татьяна Величко, школу закрыл директор совхоза Котов в 90-х.

«Вашу школу невыгодно содержать. Для двух печек, надо закупать много угля«, —  сказал он. При этом в школе была одна печка. «А будете жаловаться — лишу пенсии, уволю по статье«.

Школу закрыли, все уехали, даже криминальные личности.

Читайте более подробный материал о хуторе Красный Октябрь, Сергее, Гаджи и Юрке на сайте Такие Дела

Душ на грушевом дереве

Гаджа гордится своим единственным сыном. Он работает в станичной больнице терапевтом. Юрка не общается с тремя дочерьми, что родились у него от трех разных женщин. Говорит, что платил алименты до 18 лет. Считает, что на этом его родительские обязанности закончились. Более того, теперь дочери Юрки опасаются, как бы их папаша не подал на них в суд. Есть такой закон, по которому одинокий, старый родитель может взыскать со своих детей алименты. Юрка пока этого делать не собирается. Юрка — добрый. Он научился быть добрым и прощать всех. Выпьет самогону, что каждый день дает ему Раиса — и сразу становится добрым.  Спит в хозяйской кухне на старом грязном матраце.

Хозяева купаются в бане, а работник — в степи. К старой груше он привязал пластиковые банки, набрал воды. За день она нагревается. Захотел Юрка искупаться — подошел к банке, опрокинул на себя банку — вот и душ. Банки грязные, вода — мутная.

По настоящему его искупали в тубдиспансере станицы Вешенской, куда он попал с воспалением легких прошлой зимой.  Несколько дней была высокая температура — Гаджи решил отвезти Юрку в больницу. А там нашли туберкулез в закрытой форме. Подлечился. Вернулся на хутор.
Гаджи забрал у Юрки паспорт.

— Три месяца поработает, а потом сбегает. А кому он нужен? Снова возвращается к нам. Мы его кормим. Водки даем, — оправдывается Раиса, жена Гаджи.

Пятеро жителей Красного Октября давно не ходят на выборы. А зачем? Просили местную власть огородить  кладбище — отказали, просили сделать дорогу — отказали.

— По морде получили от властей и пошли домой, — горько шутит Сергей. Он считает, что власти намеренно не помогают хутору, потому что им вообще не нужны такие маленькие поселения.

Ржавый трактор «Беларусь»

Дорога уходит глубоко в тело степи. Сергей помогает нам отыскать еще один заброшенный поселок. На хуторе Ейск живут три чеченские семьи. Среди них главный — Салавди Цумаев:

— Мое слово закон. Как сказал, так и будет, — говорит он.

Единственное, что не во власти Салавди — это дорога. За 20 километров они вынуждены возить 15 своих детей в садики и в школу. Зимой — не проехать.

— Постройте нам дорогу! Постройте! — просит, умоляет он. — Мы не можем без дороги. Все исчезает, все рушится.

Дорога

Третий хутор, куда мы попали, разыскивая семью Насти Астаховой, Ваньки Журдея и Таньки Калашниковой, называется Мрыховский. Дорогу к нему разворовали и обрекли еще один хутор на вымирание.
— Положат метров 200-300 асфальта, а потом насыпают щебенку, потом снова кусочек асфальта и  щебенка. Причем щебенки с каждым разом становилось все больше и больше – пока вся дорога не стала такой, — рассказал местный атаман Юрий Апрышко. — Зато на всех уровнях власти — от районной до федеральной — чиновники гордо отрапортовали об асфальтировании дороги в хуторах Нижнетиховской-Мещеряковский-Мрыховский-Коноваловский.

Но и здесь мы не находим своих героев. Они исчезли где-то в донской степи среди десятков забытых хуторов.